Трон и любовь. На закате любви. А. И. Лавинцев

все стихло.

      Так прошло около часа. Вдруг на одном из крылец распахнулись двери, замелькали багряные огни смоляных факелов, и на крыльце показался Шакловитый, разодетый, как на пир, вооруженный, как для битвы. Сзади него шли несколько бояр. Багровое пламя факелов озаряло их своим зловещим светом. Лица всех этих людей были бледны, бояре шли, словно осужденные на казнь.

      – Эй, молодцы! – первым нарушая тишину, громко крикнул Шакловитый. – Знаете ли вы меня? Знаете ли, кто я такой?

      – Как не знать, Федор Леонтьевич? – послышались отдельные голоса. – Отец ты наш милостивый, а мы все – послушные дети твои…

      – А вот я посмотрю, какие вы послушные дети… Знаете ли вы, зачем сюда собраны?

      – Доподлинно, милостивец, не знаем, – выдвинулся Шошин, – а только ежели ты нас зовешь, так, стало быть, служба какая-нибудь есть.

      – Вот именно! – ответил стрелецкий вождь. – Даром среди ночи не стал бы я вас звать, знаю, что ночью всем спать нужно, а не колобродить; верно, нужна ваша служба царевне Софье Алексеевне… Милостива она к вам по-прежнему и жаловать вас будет, как детей своих родимых… Отвечайте же: готовы вы послужить ей?

      – Еще бы! Умереть за нее, пресветлую, рады!

      Шакловитый приостановился, вынул из-за пазухи кармана большой свиток и, не развертывая его, заговорил снова:

      – Знаю я, слуги царские верные, что всем вам ведомо, какие такие дела на Москве завелись… Православная вера находится в колебании, дедовские обычаи попираются, немчинские свычаи богомерзкие заводятся. Что тут долго рассказывать-то вам? Сами поди знаете! Вон в Преображенском да в Семеновском растет новое войско… Вы своей грудью государство отстаивали, кровь на полях бранных проливали, а пройдет немного времени – и все ваши заслуги ни во что будут поставлены… Возьмут немцы верх над нашим отечеством, и будете вы хуже, чем скоты какие, прости Господи!.. Так вот и спрашиваю я вас: любы ли вам нарышкинские новшества, или дедовская старина вам по сердцу?

      В ответ ему раздался сплошной рев.

      – Умрем за дедовскую старину! – кричали отдельные голоса. – Не нужно нам немчинских свычаев!.. Без них жили, без них и впредь жить будем.

      – Так, так, деточки, – одобрил подобные ответы Шакловитый. – А знаете ли вы, кто все это заводит?

      – Нарышкины! Нарышкины! – послышались исступленные крики.

      – Верно! Теперь я у вас вот что спрошу: ежели вам в палец заноза попадет, что вы делаете?

      – Вестимо, вытащить нужно! – выкрикнул Шошин. – Не вытащишь, так и вся рука, а нет, так и сам весь от огневины пропадешь.

      – Так-так, справедливо слово, – одобрил подьячего Федор Леонтьевич. – Стало быть, занозу всегда надо вытаскивать, чтобы самому в лютых мучениях не пропасть. Так вот Нарышкины – та же заноза… Идите же, молодцы, вытащите эту занозу… Спасайте Москву, государство все спасайте… Сослужите великую службу родимой земле, промедлите – худо будет.

      – А как же с царем быть? – послышался из толпы робкий возглас. – Царь-то Петр Алексеевич ведь тоже Нарышкин?

      – Какой