Монастырь. Вальтер Скотт

ухаживала за ней со всей преданностью былых времен. Сначала леди Эвенел не сознавала своего бедственного положения. Но когда первый порыв отчаяния прошел и она смогла трезво оценить положение, бедной вдове невольно пришлось позавидовать участи мужа в его мрачном и безмолвном пристанище. Слуги, которые ее спрятали, принуждены были покинуть леди Эвенел ради своей собственной безопасности и для того, чтобы искать средства к существованию. А что касается пастуха и его жены, в хижине которых она скрывалась, то они вскоре лишились возможности доставлять своей бывшей госпоже даже ту грубую пищу, которую они от всей души готовы были делить с нею. Какие-то английские солдаты угнали и тех овец, что еще уцелели от первоначальных грабежей. Та же участь постигла двух коров – почти единственных их кормилиц. Теперь уже самый настоящий голод стучался к ним в двери.

      – Разорили нас вконец, по миру пустили! – причитал старик пастух Мартин, ломая в отчаянии руки. – Воры! Разбойники! Грабители! Хоть бы одну скотину оставили из всего стада.

      – Вы бы видели бедных Гриззи и Кремми, – плакала его жена, – как они повернули головы к хлеву и принялись реветь, а эти бездушные мерзавцы стали их колоть пиками!

      – Их всего-то было четверо, – рассуждал Мартин, – а я помню, что в прежние времена сорок человек – и те побоялись бы сюда нос сунуть. Кончились наши сила и мужество, ушли вместе с покойным господином.

      – Помолчи ты, старик, ради самого Спасителя и Его благоверного креста! – промолвила добрая женщина. – Наша госпожа так плоха, погляди – чуть дышит. Еще одно слово, и она Богу душу отдаст.

      – Хорошо бы, если бы мы все померли, – отвечал Мартин. – Что нам теперь делать? Я ума не приложу. О нас с тобой, Тибб, я еще не так тревожусь. Мы с тобой, может быть, как-нибудь справимся. И нужда и работа нам хорошо знакомы. Но она-то ведь к этому не привыкла…

      Они не таясь обсуждали свое положение при леди Эвенел, заключая по бледности ее лица, дрожащим губам и потухшему взору, что она и не слышит и не понимает их разговора.

      – Есть, правда, один выход, – продолжал пастух, – только не знаю, пойдет ли она на это. Вдова-то Саймона Глендининга из ущелья получила охранную от этих скотов южан, и ни один солдат теперь не посмеет их и пальцем тронуть. Вот если бы миледи, в ожидании лучших дней, согласилась бы пойти жить к Элспет Глендининг. Что говорить, для той-то это было бы много чести, но все же…

      – Много чести! – воскликнула его жена. – Да такой честью внуки ее будут похваляться, когда ее-то косточки давно в могиле сгниют. Да как же это? Слыханное ли это дело, чтобы леди Эвенел – и вдруг проживала у вдовы какого-то церковного вассала?

      – Да, меня самого с души воротит, как я об этом подумаю, – ответил Мартин. – Но что прикажешь делать? Здесь оставаться – помрешь с голоду. А куда пойти – это я, ей-ей, так же знаю, как любая овца из тех, что я, бывало, пас.

      – Довольно об этом, – произнесла леди Эвенел, неожиданно вмешавшись в разговор. – Я отправляюсь в башню. Элспет