Цветы в огне войны. Две судьбы. Виктор Булкин

Ведь мы пришли сюда, и мы победим, мы убьем всех, кто не согласен с нашим режимом. Тебя я сделаю счастливой, поверь мне.

      – Кто тебе сказал, что вы победите?! Победим мы, наш народ! – Таня перешла в наступление.

      – И все-таки, я желаю найти любовь русской девушки, – он попытался подойти к Тане, приобнять ее, но она увернулась, помахала ему рукой и сказала: «Ауффидерзеен!».

      Ганс помахал ей рукой, ответив ей по-русски: «До свидания!», – повернулся и зашагал, то и дело оглядываясь и махая ей рукой.

      – Надо же, и среди немцев бывают порядочные люди, но ждать немца – как-то это не по-людски, да и что скажут люди, узнав об этом, – растерянно произнесла Таня.

      – Люди узнают, а о чем они узнают? Это только разговоры и ничего больше, правда, Танюша? А мы умеем хранить тайны. – сказал дед Гриша.

      На утро немцы, пробывшие здесь несколько дней, получили приказ покинуть село Глинное.

      Вернувшись в свой дом, Наталья увидела полный разгром, как будто здесь жили не люди, а скотина. Единственное, к чему они не прикоснулись – это красный угол, где висели иконы, и это обрадовало Наталью. Николай Угодник, Богородица смотрели с одобрением на хозяйку, как бы говоря: «Нужно набраться терпения, стойкости духа, все будет хорошо, мы благословляем вас».

      Везде валялась грязная, битая посуда, окурки, бутылки, постель была грязная и вонючая. В сенцах немцы оторвали и выломали на растопку доски, зияли дыры. Наталья выругалась, ведь на улице была зима. Во дворе ее встретила корова, протяжным мычанием жалуясь на долгое отсутствие хозяйки. Боров тоже уцелел и постоянно визжал от голода, курей всех перерезали, везде были остатки пера и крови. Наталья стала убираться во дворе, радуясь, что она с дочками снова вернулись в дом, где нет немцев. Ничего, все уберем, будет все как прежде.

      Аня с Таней и Машей принялись убирать в доме. Они наводили порядок, собирали все разбросанные по полу фотографии – немцы разбили все рамки, стекло было повсюду. Девочки удивлялись: «Чем им помешали рамки с фото?! А еще говорили, что они культурные люди. Сволочи, одним словом!».

      Таня с любовью брала в руки каждую фотографию, разглаживала ее руками и приговаривала:

      «Вот папа, а вот они вместе с мамой, это сестренки, а это я».

      «Буду помнить вечно и любить тебя, но и ты, конечно, не забудь меня!» – эта надпись красовалась рядом с ее портретом в образе сердечка. Одну такую фотографию она подарила своему парню, Володе Косову, он очень просил ее. «Где он сейчас?» – вспомнила о нем Таня, – «Давно не было от него весточки». Она достала его карточку и всмотрелась в его лицо: молодой, красивый, среднего роста паренек. Как-то заныло под сердцем, жив ли он?

      Хотя порядок в доме был наведен, но все напоминало о том, что здесь побывали чужаки, которые посягнули на святыни. В селе, вроде бы, стало спокойно, но немецкий флаг по-прежнему развевался над сельсоветом. На ночь его, все-таки, снимали, а утром снова вывешивали.

      По селу теперь шныряли полицаи, их было немало, немцы оставили их для поддержания своего порядка. Время от времени появлялись с проверкой наряды немецких