Моби Дик, или Белый Кит. Герман Мелвилл

пролилась по его лицу во всех мыслимых направлениях, и теперь оно напоминало замысловато изборожденное русло пересохшего потока.

      – Вы нанялись туда? – повторил он свой вопрос.

      – Вы имеете в виду судно «Пекод», полагаю? – переспросил я, стараясь выиграть немного времени, чтобы получше его рассмотреть.

      – О да, именно «Пекод», вот тот корабль, – подтвердил он, отведя руку назад, а затем стремительно выбросив ее перед собой, так что вытянутый палец, точно штык, вонзился в цель.

      – Да, – ответил я, – мы только что подписали там бумаги.

      – Оговорено ли в бумагах что-нибудь касательно ваших душ?

      – Касательно чего?

      – А, у вас их, вероятно, нет, – быстро проговорил он. – В конце концов это не так уж важно. Я знаю многих, у кого нет души, – им просто повезло. Душа – это вроде пятого колеса у телеги.

      – О чем ты бормочешь, приятель? – удивился я.

      – Но он имеет избыток, которого станет на то, чтоб покрыть недостаток у всех других, – неожиданно заключил незнакомец, делая особое, тревожное ударение на слове «он».

      – Пошли, Квикег, – сказал я, – этот тип, видно, сбежал откуда-то. Он говорит о ком-то и о чем-то, нам с тобою неизвестном.

      – Стойте! – вскричал незнакомец. – Вы правы – ведь вы еще не видели Старого Громобоя, верно?

      – Кто это Старый Громобой? – спросил я, остановленный значительностью его безумного тона.

      – Капитан Ахав.

      – Что? Капитан нашего корабля? Капитан «Пекода»?

      – Да, многие из нас, старых моряков, называют его этим именем. Ведь вы его еще не видели, верно?

      – Пока нет. Говорят, он был болен, но теперь поправляется и скоро уже будет совсем здоров.

      – Совсем здоров, а? – повторил незнакомец с каким-то торжествующе горьким смехом. – Капитан Ахав будет здоров тогда, когда опять будет здорова моя левая рука, не раньше, слышите?

      – А что вам о нем известно?

      – А что вам о нем рассказали?

      – Да они ничего почти не рассказывали; я слышал только, что он хороший китобой и хороший капитан для своих матросов.

      – Верно, все это так – и то и другое верно. Но когда он приказывает, тут уж приходится поворачиваться. Ворчи не ворчи, вой не вой, а слово Ахава – закон. Но о том, что случилось с ним когда-то у мыса Горн, когда он три дня и три ночи пролежал, как мертвый; о смертельной схватке с Испанцем пред алтарем в Санта – обо всем этом вы ничего не слыхали? А о серебряной фляге, в которую он плюнул? И о том, как в последнем рейсе он потерял левую ногу во исполнение пророчества? Неужели вы ничего не слышали обо всем этом, об этом и еще кое о чем? Ну конечно, вы об этом не слыхали, откуда же вам знать? Кто вообще знает об этом, даже у нас в Нантакете? Однако о том, как потерял он ногу, вы, может статься, все же слыхали? Да, да, вижу, об этом вам говорили? Да и кто об этом здесь не знает? То есть о том, что у него теперь только одна нога и что другую он потерял в стычке с кашалотом?

      – Друг мой, – остановил я его, – что вы тут такое плетете,