Два квадрата. Юрий Бурносов

мох полз по древесным стволам, фестонами свисал с ползучих растений-паразитов, канатами оплетавших весь лес; из него там и сям торчали странного и непристойного вида бледные головастые грибы, словно жуткие гномы выставили из-под земли в насмешку над проезжим свои тайные уды… Сырой, больной воздух заставил Бофранка раскашляться, и он поспешно затянулся благотворным табачным дымом.

      Ни одной живой твари не увидел конестабль по пути, только в древесной выси порой кто-то возился и хрипло, как удавленник, стонал. Нет, лес в имении отца Бофранка, лес его детства, был совсем иным – приветливым, теплым, залитым солнцем. А сюда, казалось, не достигают солнечные лучи, не приходит лето…

      – Вы все отменно описали в письме, так что не стану утомлять расспросами. Но есть ли у вас кто-то на подозрении?

      – В таком случае я не звал бы вас, конестабль, – покачал головой Демелант.

      – Нет ли в окрестностях сект или храмов, исповедующих странные, а то и запрещенные веры?

      – Если и есть, то совсем уж тайные, о которых нам неведомо. Вы полагаете, что убийства могут быть частью запретных ритуалов?

      – Почему нет, чирре? Я сталкивался с подобным: вырезали сердце и печень. Но это случилось давно и далеко.

      – Я не знаю, что делать, не знаю, что думать, – признался чирре. – Я беспомощен, как дитя. Лучше бы это были лесные грабители, с ними я нахожу общий язык. С ними – но не с бестелесными призраками, которые приходят за головами.

      – Вы пишете, что на лицах мертвых нет особого испуга.

      – А он должен быть непременно?

      – Нет, совсем нет… – рассеянно сказал конестабль. – Но ничего страшного перед смертью они не видели. Например, дьявола.

      Чирре сделал быстрый жест, отгоняя нечистого.

      – Или не успели увидеть, – сказал он. Некоторое время они ехали молча. Бофранк заметил, что темнеет значительно быстрее, чем он ожидал.

      Солнце, до того неясным пятном размазанное по низким облакам, уже садилось за верхушки сосен.

      – Никакой связи, – заговорил чирре, продолжая, видимо, вслух свои невысказанные мысли. – Никакой связи. Парнишка-прислужник, гард, монах, почтенная дама, теперь вот дочь мельника…

      – А если связь – в отсутствии связи?

      – Что вы сказали, хире конестабль? И что я сказал? Я что-то говорил… Извините, наверное, задумался…

      – Вы говорили об отсутствии связи, о том, что жертвы были совсем разными людьми, разными во всем. А я предположил в ответ, что связь может быть и в отсутствии связи.

      – Связь – в отсутствии связи, – повторил Демелант. – Мудро. И бессмысленно. Точнее, бесполезно, конестабль. Это значит, что мы все равно не ухватим кончик нити.

      Дорога пошла вниз, потом снова вверх. Кони шли медленно, посматривая по сторонам. Рыжий громко выпустил газы.

      – Кладбище, – заметил чирре, поведя рукою влево. В самом деле, в нескольких шагах от дороги, среди нагромождений спутанного колючего кустарника виднелись могилы.

      Таких Бофранк не видел давно – в городах исповедовали