Слезинка в янтаре. Анна Данилова

на автобус, следующий как раз в нужный нам поселок. Поднялась метель, в окна троллейбуса снег летел с такой силой, как будто его бросал с неба какой-то великан. Я даже представила себе этого великана в заснеженных одеждах – вот он идет по Москве и разбрасывает снег…

      На остановке, кроме нас, никого не было. Лариса сказала, что у нее сильно мерзнут ноги. Тамара протянула ей термос с кофе. Предложили и нам с Олей.

      Очнувшись, я открыла глаза и не увидела ничего, кроме снега. По обеим сторонам высились убеленные снегом ангары. Ряды гаражей под снежными шапками, цеха, склады. Это была окраина Москвы, промышленная зона.

      Оля спала, привалившись к заиндевевшей стеклянной стенке той самой остановки. Ее медленно заносило снегом.

      Наших новых подруг не было. Не было и нашего багажа. Я сунула руку под свитер, нащупала край блузки, который должен был быть внутри, заправленный под юбку. Конечно, кармашек был пуст, денег не было. Получается, нас усыпили и ограбили? Теперь заснеженный великан представлялся мне с косой. Как смерть.

      Оля была жива и крепко спала. От ее губ пахло кофе. С трудом я разбудила ее. Через полчаса, проваливаясь по колено в снег, мы побрели к какому-то складу, в окошке которого горел свет.

      Если бы не Матвей, мы могли просто погибнуть. Без денег, еды, вещей, без драгоценных телефонов и адресов, которые остались в сумке, мы были обречены.

      Сторож Матвей не побоялся впустить нас. Уложил обеих на диван, придвинул поближе большой масляный радиатор, напоил горячим чаем. Кажется, мы съели весь его обед: банку рассольника, который он разогрел маленьким кипятильником, ватрушки с творогом, печенье. Незамысловатая еда, но нам она тогда показалась пищей богов, волшебным источником силы.

      Вдобавок ко всему мы обе сильно простыли. Матвей позвонил жене, попросил привезти лекарства, сироп от кашля, сухие травы. Мы прожили у него в сторожке почти месяц.

      Когда Оля поправилась, он познакомил ее со своей сестрой. Та работала поблизости на фабрике, где шили «итальянское» постельное белье и полотенца. Оля сразу ухватилась за эту работу. Теперь она пропадала на фабрике сутками – хотела освоить ровную строчку. У меня работы пока не было, и поэтому ей особенно хотелось хоть что-то начать зарабатывать самой. Думаю, сработал инстинкт самосохранения: она так тяжело болела, что теперь изо всех сил спешила убедить себя в том, что жива.

      От перспективы устроиться на ту же фабрику я отказалась сразу. В отличие от Оли, большой любительницы шить, я понятия не имею, с какой стороны подойти к швейной машинке.

      Матвей свел меня с Жориком, шустрым мужичком, который присматривал за работающими здесь же, на стройке, гастарбайтерами. Он покупал для них еду, готовил, а по ходу дела приторговывал сигаретами и алкоголем.

      Жорик взял меня к себе, поселил на заброшенной даче и передоверил большую часть своих обязательств. Что ж, пришлось браться за стряпню. Сам он кормил работяг в основном покупными котлетами и дошираком, я же накупила на рынке замороженных окорочков