В тисках Джугдыра. Григорий Федосеев

подошли к кустарнику, показались зеленые лужайки, протянувшиеся вдоль арыка. Я взял у беспризорника ружье, зарядил его, отмерил тридцать шагов и повесил бумажку.

      – Попадешь? – спросил я. – Ты когда-нибудь стрелял?

      Трофим отрицательно покачал головою.

      – Попробуй. Бери ружье двумя руками, взводи правой курок и плотнее прижимай ложе к плечу. Теперь целься и нажимай спуск.

      Глухой звук выстрела пополз по степи. Рядом с мишенью вздрогнул куст, и Трофим, поняв, что промазал, смутился.

      – Для первого выстрела это хорошо. Стреляй еще раз, только теперь целься не торопясь. Ружье нужно держать так, чтобы прицельной рамки не было видно, а только мушка, ты и наводи ее на бумагу.

      Трофим долго целился, тяжело дышал и, наконец, выстрелил. От удачи его мрачное лицо слегка оживилось.

      Мы пошли вдоль арыка.

      – Если понравится тебе охота, я подарю ружье, научу стрелять.

      – Зря беспокоитесь, к чему она мне? А ружье нужно будет – не такое достану, – похвалился он.

      В это время чуть ли не из-под ног выскочил крупный заяц. Прижав уши, он легкими прыжками стал улепетывать от нас через лужайку. Я выстрелил. Косой в прыжке перевернулся через голову, упал, но справился и бросился к арыку. А следом за ним мчался Трофим. В азарте он прыгал через куст, метался, как гончая, за раненым зайцем, падал и все же поймал. Подняв добычу, беспризорник побежал ко мне.

      – Поймал! – кричал он, по-детски торжествуя.

      Я пошел навстречу. Парнишка вдруг остановился, бросил зайца – и словно кто-то невидимой рукой смахнул с его лица радость. Он дико покосился на меня. В сжатых губах, в раздутых учащенным дыханием ноздрях снова легла непримиримость. Я ничего не сказал, поднял зайца, и мы направились в лагерь. Трофим, прихрамывая, шел за мною. Иногда, оглядываясь, я ловил на себе его взгляд. Несомненно, в парне уже зародились какие-то противоречия, но его упрямая натура делала свое дело.

      В этот день Трофим отказался от ужина, забился в угол балагана и до утра не показывался.

      Помню, закончив работу, мы готовились переезжать на новое место. Рана у Трофима зажила. Иногда, скучая, он собирал топливо по степи, носил из арыка воду, но к нашим работам не проявлял сколько-нибудь заметного любопытства.

      Утром, в день переезда, случилась неприятность. Ко мне в палатку с криком ворвался техник Амбарцумянц.

      – У меня сейчас стащили часы. Я умывался, они были в карманчике брюк, вместе с цепочкой, и пока я вытирал лицо, цепочка оказалась на земле, а часы исчезли.

      – Кто же мог взять их?

      – Не заметил, но сделано с ловкостью профессионала!

      – Вы, конечно, подозреваете Трофима?

      – Больше некому.

      – Это возможно… – принужден был согласиться я. – Но как он мог решиться на такую кражу, заранее зная, что именно его обвинят в ней?

      Неприятное, отталкивающее чувство вдруг зародилось во мне к Трофиму.

      – Скажите Беюкши, пусть сейчас же отвезет его в Агдам. Когда они