Блейд. Книга 2. Валя Шопорова

деле.

      – И давно вы стали божьим человеком?

      – Сын мой, мы все – дети божьи: и вы, и я.

      Блейд не ответил на это. Священник продолжил:

      – Скажите мне имя вашего брата, и я помогу вам помолиться за него.

      Ткань шарфа вновь сокрыла под собой дьявольскую ухмылку Блейда, а адское пламя, которое зажглось в его глазах, глупый священник просто не заметил. Игра началась.

      – Майкл, – ответил Блейд.

      Немного помолчав, блондин добавил:

      – Вы не хотите узнать, как он погиб? Думаю, это важно…

      – Говорите, сын мой, – кивнул мужчина, складывая руки, как для молитвы, и кладя их на колени. – И, надеюсь, вашей душе станет легче.

      «Обязательно», – подумал Блейд и произнёс:

      – Его убили. Убили очень плохие люди. Он был очень мягким человеком и совершенно беззащитным. У него никого не было кроме меня, потому что родители наши давно умерли. Но меня не было в то время рядом, я не мог там быть. А эти люди пользовались этим, методично изводя Майкла, причиняя ему ужасную боль, которая однажды убила его, заставила сделать шаг из окна.

      – Ваш брат самоубийца? – спросил мужчина.

      Слова блондина всё сильнее напоминали ему о чём-то, о чём-то очень важном, но он никак не мог полностью осознать это, вспомнить.

      – Да и нет, – ответил на вопрос священнослужителя Блейд. – Его довели до этого шага. Разве может лишь он считаться виноватым?

      – Сын мой, – священник опустил взгляд, потому что глаза его забегали, – бог даёт каждому из нас испытаний ровно столько, сколько человек может выдержать. Самоубийство же является слабостью и высшим грехом перед небом.

      – А доведение человека до этого шага, истязание того, кто не может себя защитить, разве это не больший грех?

      – Я понимаю ваше негодование, сын мой. Вы желаете оправдать вашего брата, смыть с него страшное клеймо, которым является лишение себя жизни…

      – Нет, вы ошибаетесь, – покачал головой Блейд. – Я не желаю смывать со своего брата этого клейма, потому что считаю, что его на нём нет. Если человека сломали: ломали медленно и зверски, нельзя упрекать его в том, что он пожелал прекратить свои муки. Разве не так?

      – Ваши суждения неверны, сын мой…

      – Скажите, – перебил священника Блейд, – а на каком кругу ада горят те, кто был по жизни ложной добродетелью? Те, кто притворялся хорошим и добрым, а сам творил зло?

      – Полагаю, им предстоит шестой круг ада.

      – А предатели клятвы, куда они попадают? Например… клятвы Гиппократу?

      Священник нахмурился и невольно поёжился, потому что от слов парня по его спине пробежали мурашки. Но он по-прежнему не мог дать себя отчёта в том, о чём напоминают ему слова блондина и кого ему напоминает он сам.

      – Предателям суждено гореть на девятом круге, – собравшись, ответил мужчина.

      – И как вы относитесь к этому кругу?

      – Этот круг самый страшный и мучительный, терзаться в нём суждено самым последним грешникам.

      – То