Дорога ветров. Иван Ефремов

пространства, поросшие заболоченными лесами. Здесь продолжали отлагаться угли.

      Высокие материки с окаймлявшими их глубокими океанами оставались и в начале мезозойской эры – в триасовую эпоху, от которой для той области Азии, где в настоящий момент находился я не осталось геологических свидетельств. Здесь широко распространены отложения двух других периодов мезозойской эры – юрского и мелового, во время которых опять произошло опускание материков, частично затопленных мелководными морями. Жаркий и влажный климат способствовал развитию растительности на суше и богатству животной жизни в прогреваемых солнцем соленых морях или прибрежных болотах. Именно тогда появились гигантские ящеры – динозавры, за остатками которых мы пробирались сейчас в котловину Нэмэгэту… Эта мысль вернула меня к действительности. Нужно было ехать дальше, чтобы приискать удобное место для ночлега.

      История хребта Хана-Хере стала ясной. Уцелевшие зеркала скольжения, еще не разрушенные выветриванием, свежая поверхность скал, не покрывшихся «загаром пустыни», прямая, как ножом срезанная стена хребта – все говорило об очень молодом поднятии, крупном сбросе, происшедшем в совсем недавнее время, вероятно, в раннеисторические времена – несколько тысячелетий тому назад… Южные ступени хребта – исполинские «Три Чиновника» в их черной броне поднялись раньше, разрезав и отгородив с юга равнину Нэмэгэту, когда-то простиравшуюся до самой границы Китая и еще дальше на юг…

      Равнина, тянувшаяся вдоль стены, кончилась. Вплотную подступили крутые обрывы. Нужно было спускаться в сухое русло – единственный путь через хребет.

      Полуторки пошли довольно легко, но трехоска тяжело огрузла в песке, заполнявшем русло, и двигалась медленно, оставляя за собой две глубокие борозды. Рев мотора гулко отражался от черных скал, низкими уступами теснившихся к бортам русла. Черные полосы углистых сланцев и пачек угля прорезали серые склоны сумеречной долины. Мотор перегрелся, в кабине стало жарко, душный запах горящего масла насытил воздух.

      Андросов с трудом выворачивал руль, направляя машину то на середину русла, где кустики караганы росли гуще, то пытаясь найти дорогу потверже у самого края скал.

      Так мы двигались вниз по руслу около часа, пока не погасли верхушки угрюмых зубцов Хана-Хере. В левом берегу русла наконец нашли широкую долину с твердой почвой, на метр возвышавшейся над песками сухого русла. Эта элементарная предосторожность была не лишней в Гоби, где внезапные ливни порождают в сухих руслах потоки, способные перевернуть тяжелую машину.

      Едва лишь остановились моторы, как в безмолвии мертвой долины стал слышен шорох ветра но сухой и жесткой траве. Вместе с темнотой подступал знобящий холод. Повар разжег костер, и веселое пламя широко осветило высокие щетки белесого дериса. Проводник Цедендамба, взобравшись на холм, молча всматривался в зубцы гор, еще четкие на светлом небе. {вернувшись,