Дорога ветров. Иван Ефремов

и необыкновенно тихое утро приветствовало меня, когда я выскочил из спального мешка и, трясясь от озноба, поспешно оделся. Легкий налет инея увлажнил края мешка. Нужно было искусно балансировать, чтобы не наколоть босые ноги о жесткую щетку дериса или об острый щебень.

      Разрушенный монастырь Цаган-Дерисуни отличался от тех деревянных монастырей, которые я видел в Срединой Гоби и в Центральном аймаке, а также от глинобитных развалин Олдахухида, построенного китайскими архитекторами. Здесь высокие, сложенные из синих кирпичей стены были наклонены внутрь, и на всех развалинах лежал отпечаток тибетского стиля. Характерно, что монастырь стоял среди угрюмых черных холмов, у подножия хребта Цзолэн, где темные голые скалы то лезли толпой друг на друга, как каменные волны, то выдавались острыми пиками, то скалились колоссальными челюстями, то поднимали зазубренные гребни. Это место вызывало тревожное ощущение и производило впечатление замкнутости и угрозы. Монастырь был поставлен в таком месте не случайно – все способствовало возникновению безотчетного страха в душе простодушного сына степей, приближавшегося к такому монастырю…

      Но сейчас только ряды желтых стен напоминали о бывшем здесь очаге мрачной религии. Чистые юрты посреди выметенного двора, уцелевшие башенка и маленькая кухня служили фоном для наших выстроившихся в ряд машин. Чай уже был готов, и приветливо улыбавшийся заведующий привязывал распахнутую дверь юрты.

      За монастырем снова начались такие же русла, как вчера, и мы «заковырялись» на них, по образному выражению Пронина. Хребет Цзолэн отошел вкось направо, а за ним показалась голубая зубчатая дуга хребта Сэвэрэй, стоявшего у начала огромной котловины Нэмэгэту, куда и устремлялись мы в поисках «драконовых костей». Широкий дол черного щебня спустился в низину с громадными кочками, поросшими дерисом, между которыми вилась дорога. Отсюда мы поднялись на небольшой гранитный хребет, по гребню которого шел автомобильный накат, в то время как по обе стороны машины вниз спадали светло-серые склоны, усыпанные гранитной дресвой.

      День был безветренный, и жара усиливалась с каждым часом. Воздух струился над раскаленными камнями. Спустившись с гранитов, мы завидели наши полуторки, стоявшие рядом на невзрачной белесой дресве. Оба шофера и повар валялись в позах полного изнеможения прямо на земле рядом с машинами.

      Тряска и жара сильно утомили людей. На ногах оставался только Ян Мартынович. Выставив круглый животик и вытянув шею, он расхаживал вокруг медленными широкими шагами. Козырек белой фуражки и длинный нос устремлялись вперед в поисках добычи – великий коллекционер, наш славный латыш и тут высматривал то ли интересных насекомых, то ли камни или растения. Данзан и Цедендамба меланхолически восседали, поджав под себя ноги, и вяло переговаривались. Громов уткнулся в записную книжку и что-то рисовал в ней, грызя мундштук трубки и широко раскинув ноги в тяжелых горных ботинках. Орлов расстелил