Записки ящикового еврея. Книга вторая: Ленинград. Физмех политехнического. Олег Рогозовский

Ильич Френкель был смелым и принципиальным человеком. В декабре 1931 г. в Ленинграде состоялась 8-я Всесоюзная конференция по физико-химии. Беспартийного Френкеля вызвали для объяснений на собрание членов ВКП(б), участников этой конференции (а их тогда было очень мало) по поводу его «неправильного» методологического подхода в сделанном им научном докладе на пленарном заседании конференции. Вот фразы Френкеля, записанные участниками разбирательства: «Диалектический метод не имеет права претендовать на руководящую роль в науке. В нашей политике допускается чрезвычайно вредный перегиб навязывания молодежи взглядов диалектического материализма. …Ни Ленин, ни Энгельс не являются авторитетами для физиков, книга Ленина[41] сводится к утверждению азбучных истин, из-за которых не стоит ломать копий. Ваша философия реакционна. Не может быть пролетарской математики, пролетарской физики и т. д. Вы ставите знак равенства между антидиалектическим мнением и антисоветским настроением. Я предан советской власти, но не признаю диамата и не считаю для себя нужным плыть по течению или говорить одно, а думать другое, как некоторые» [Сон94].

      Реакция появилась незамедлительно. «Смотрящий» от партии за естественными науками, руководитель центра Коммунистической Академии, главный редактор отобранного у О. Шмидта журнала Э.Я. Кольман[42] в качестве наиболее яркого примера борьбы против партии указал на выступление профессора Я.И.Френкеля[43]: «Эта наглая вылазка заядлого махиста, главы группы физиков так называемой «ленинградской школы» (Гамов, Ландау, Бронштейн и др.) не единична…».

      Гессен от коллег Кольмана и Максимова отличался сдержанностью. Всего за несколько лет директорства Гессена в НИИ МГУ успела расцвести школа Мандельштама; ее усилиями значительно поднялся и общий уровень московской физики. В этой школе учились и работали крупнейшие советские физики: Г.С. Ландсберг, И.Е. Тамм, А.А. Андронов, М.А. Леонтович, С.Э. Хайкин, А.А. Витт, С.М. Рытов, Е.Л. Фейнберг, В.Л. Гинзбург, А.Д. Сахаров и многие другие. На основе школы Мандельштама, прежде всего, С.И. Вавилов создавал научную мощь ФИАНа. А ведь до прихода Гессена в МГУ, по выражению А.А. Андронова: «проф. Мандельштама держали в абсолютно черном теле» [Гор. 93 [16]].

      Ландау был обязан Френкелю защищенным существованием в теоретическом отделе и многими знаниями, не говоря уже о знакомствах с известными физиками, в том числе европейскими.

      Командировки в Европу он тоже получил благодаря хлопотам Иоффе и Френкеля, где сумел с багажом приобретенных в Физтехе знаний и развитой (и неподавленной!) индивидуальностью произвести впечатление на Бора, стать его учеником и любимцем и получить (частью скандальную) известность в Европе.

      Вернувшись оттуда в 1931 году, с чувством собственной значимости, он заявил Иоффе, что его идея тонкослойной изоляции смехотворна. При объяснении по поводу своей работы, про которую Иоффе сказал, что не видит в ней смысла, заявил ему, по словам Бесссараб [Бес. 1996], что «теоретическая физика – сложная наука, и не каждый может ее понять».

      Теорию

41

«Материализм и эмпириокритицизм» чуть ли не единственная «научно-философская» работа Ленина.

42

Статья Э.Я. Кольмана (полуфилософа-полуматематика из швондеров) «Письмо тов. Сталина и задачи фронта естествознания и медицины» в журнале «Под знаменем марксизма».

43

Автору известен только еще один ученый, открыто выступивший против использования диамата как метода исследования. Это зав. кафедрой математики физмеха Политехника академик С.Н. Бернштейн. Он говорил: «решите мои задачи этим методом и я в него поверю. Пролетарской математики не существует». За эти взгляды он был изгнан из созданного им Украинского института математики в Харькове и уехал в Ленинград, где заведовал кафедрой математики на физмехе до 1941, работая и в ЛОМИ.