Живая вода. Владимир Крупин

вы метко выразились: на вшивость, – вздохнул, отдышавшись, Деляров. – Богат русский язык, но как встретишься с ним тет на тет…

      – А ты не встречайся, – сказал Кирпиков. – Такой квас в жару хорошо. Вали еще за одной. Протрясись для пользы дела.

      – Все свидетели! – закричал в магазине Деляров. – Он пьет!

      – Разве это питье? – разочаровала его Оксана. – Водки ему втакарьте, все вам спасибо скажут. Ишь хочет выгородиться.

      На одворице повторилась та же история. В этот раз Кирпиков угостил мерина. Мерин пошлепал губами.

      – Удивительное воспитание! – восхитился Деляров. – А если бы вы поднесли смертельное питье, принял бы? Я, вы знаете, к тому, что мой начальник часто вспоминал, как царь, например, подзывает кого-то и дает выпить чашу. И тот знает, что там яд, и все же пьет. Конечно, сейчас другое, в наше время смертность сведена к нулю.

      – Ты что, умирать не собираешься?

      – Очень невежливо напоминать об этом.

      Кирпиков посмотрел и душевно сказал:

      – Я по-хорошему, не обижайся. Знаешь, взял бы ты да брякнул бы по прилавку: подходи, пей, знай Делярова! И на поминки бы не оставлял.

      – И никого бы этим не удивил.

      – Ты и так уж удивляешь, бегаешь, задницей трясешь. Зря: от смерти не убежишь, еще ни у кого не получалось!..

      – Я убегаю не от смерти, а от инфаркта. Сейчас люди возвращаются к земле, и я вернулся. – Деляров помочил в вине язык. – Да, вы знаете, букет далеко отстает. Хотя виноградные вина потребляют долгожители. Они хорошее пьют сами, а сюда – что останется.

      – У меня собака взаперти сидит, никому не показывал, сырым мясом кормлю, – сообщил Кирпиков.

      – Кобель или девочка? – спросил Деляров. – И что же?

      – С жеребенка. Башку откусывает в один присест. На волю рвется. Скоро дверь прогрызет. Я боюсь, ты побежишь, а она за тобой.

      – Вы шутите?

      – Я-то шучу, а она и не облизнется.

      Бутылка, неудачно запущенная, потревожила Афоню. Бутылка дошипела возле него. Он вгляделся – на свежей пашне деляровского огорода гуляли грачи. Вот это мило-здорово! А ему он думает одворицу пахать? Но как спросишь? Это же верх невежливости – помешать выпивке.

      Даже допустим, думал Афоня, что огород ему сегодня не вспашут, это пусть, но вот что обидно: Кирпиков сел выпивать с Деляровым, а давно ли с ним, с Афоней, не захотел.

      Целый ящик каберне привез на перевернутой бороне Деляров. Он бодренько приматюгивался на мерина. «На всю ночь загужуют», – понял Афоня. Спасение было в одном – помочь выпить и умыкнуть пахаря. Небрежно любуясь вечерней зарей, Афоня стал прогуливаться по одворице и, конечно, был окликнут.

      – А я вас сразу-то и не заметил, – застеснялся он. – Че, маленько сели отдохнуть?

      – По случаю аграрного события, – объяснил Деляров.

      – Надо, надо.

      – Садись, Афоня, – сказал Кирпиков.

      – Да что вы, ребята, что вы, я так просто, выйду, думаю, покурю…

      Отказ был обрядом, который хотя бы на скорую руку, но надлежало выполнить.

      – Давай-давай, – велел Кирпиков.

      – То есть,