Борджиа. Мишель Зевако

воспевавшими славу и любовь.

      В комнате не было другой мебели, кроме поставца и огромного стола, но в изобилии разбросанные тут и там широкие, бархатистые подушки, толстые, украшенные вышивкой ковры приглашали отдохнуть. Накрытый стол привлекал блюдами, стоившими целые состояния. В них ждали гостей замороженные фрукты, варенья из экзотических ягод, пирожные, рецепты изготовления которых знала одна Лукреция; она сама их делала в своем дворце…

      Несколько мужчин уже заняли места вокруг стола. Они не сидели, а полулежали по моде древних римлян на неких подобиях ложа. Среди них находилась только одна женщина. Это была хозяйка дворца, Цирцея этой волшебной пещеры, величайшая чародейка, правившая чувствами мужчин, сестра Чезаре, дочь папы – Лукреция Борджиа!

      – Как вы поздно, братец!

      – Простите нас, дорогая Лукреция, – ответил Чезаре. – Эти господа вместе со мной вернулись только вечером после долгой прогулки по Флорентийской дороге…

      – Вы прощены… Но вы ничего не скажете своему брату?

      Чезаре повернулся к мужчине, устроившемуся подле Лукреции и беспокойно вздрогнувшему при появлении Чезаре. Это был Франческо Борджиа, герцог Гандийский, второй сын папы, брат Чезаре и Лукреции.

      Братья с улыбкой обменялись рукопожатиями, но каждый из них недоверчиво следил за движениями другого.

      Лукреция внезапно наклонилась к Франческо, обхватила его голову руками и поцеловала в губы.

      – Вот это братская любовь, – рассмеялся Чезаре, – или я ничего в этом не понимаю! Хотя считаюсь экспертом в данной области…

      – И правда, – ответила Лукреция. – Я люблю Франческо, потому что он – самый лучший из нас.

      – Вы слишком добры ко мне, сестра, – с тревогой в голосе возразил герцог Гандийский. – Вы забываете, что наш род обязан славой да и папским престолом шпаге Чезаре.

      – Это верно! – подтвердил сам Чезаре. – Я достаточно искусно владею шпагой… Белое оружие – мой конек.

      Проговорив эти слова, Чезаре выхватил кинжал и резким ударом вогнал его в крышку стола. Легкий гул прошелестел по залу. Франческо страшно побледнел. И только Лукреция звонко рассмеялась.

      – Давайте ужинать! – весело предложила она.

      Она быстро взглянула на матерчатую занавеску, и та заколыхалась. Тем временем служанки принялись за дело.

      Лукреция Борджиа была одета, но лишь для того, чтобы показаться более желанной сотрапезникам. Легкая газовая материя едва прикрывала ее наготу, ее красоту, ее несколько массивные формы, словно высеченные из цельного куска мрамора.

      Время от времени она бросала беглый взгляд к занавеси, незаметно подрагивавшей. Но как ни легко было это подрагивание материи, оно позволяло Лукреции понять, что кто-то смотрит на нее и слушает ее слова.

      – О чем говорят в нашем славном городе Риме? – спросила Лукреция.

      – Черт побери, синьора, там рассказывают удивительную, небывалую, невероятную историю…

      – И что же это за история, герцог Риенци?

      – Герцог! –