Жернова. 1918–1953. Роман-эпопея. Книга пятая. Старая гвардия. Виктор Мануйлов

Киров тоже…

      – Что – тоже?

      – Имели вредную энергетику, которая и привела их к гибели.

      – Ну что ты можешь знать об этих людях? – досадовал Василий. – Кто эти люди и кто ты…

      – Так я ж столяр-краснодеревщик! – воскликнул Афанасий с изумлением от Васильевой непонятливости. – Кирову мы, например, делали мебель на заказ в его домашний кабинет. И в Смольный тоже. И Зиновьеву, когда он был у власти. И другим кому еще. Думаешь, не видно по мебели, чем человек дышит, какие у него взгляды на собственную персону? Очень даже видно. Мебель – она человека с головой выдает. Только не все это знают. Да.

      – Ну и что Киров и Зиновьев?

      – Как что? Зиновьев, например, пользовал мебель из княжеских хором. Очень уважал, чтоб была с инкрустацией и всякими завитушками. Чуешь смысл? Мол, князья пользовались, теперь мой черед. Только вензеля княжеские велел посымать и заменить на серп и молот. А Кирову подай все новое, чтоб строгость была и прямая линия.

      – А причем тут болезни? У меня, например, дома никакой мебели, считай, нету. Стол да кровать, да крючки в стенах для одежды. Что ты можешь обо мне сказать по этой мебели? Ничего не можешь.

      – Очень даже могу, – улыбнулся снисходительно Афанасий. – Стол сам делал? Крючки сам вбивал в стены?

      – Сам. Но ведь Киров себе мебель не делал, делал ее ты. Это о тебе можно судить по мебели, которую ты делал для Кирова, а не о нем.

      – Ну вот здрасти, я ваша тетя, – ласково усмехался Афанасий. – А заказывал ее кто? И чтоб такая была и этакая, чтоб и тут ящичек, и там полочка. Не-ет, о характере хозяина можно сказать доподлинно, что он из себя представляет. И обо всем прочем, что он про себя думает. А обо мне можно сказать только одно: мастер я или так себе – не пришей кобыле хвост. Ты приди ко мне домой: дома я и хозяин, и мастер – весь как на ладони. А ты говоришь…

      Василию не хотелось спорить. Действительно, о чем тут спорить? Какой такой у него, у Василия, характер? Откуда у него силовые линии? Ерунда все это. Тем более ерунда, что ни к почестям, ни к власти он никогда не стремился, а стремился… Жить хотелось интересно, заронила в него Наталья Александровна, первая его учительница, тягу к такой жизни, чтобы не как лошадь: дали – ест, налили – пьет, запрягли – повезла. А еще была у Василия мечта, – может, не самая главная, но все-таки, – что родится у него сын, и он, его отец, на все вопросы сына сможет ответить сам со всеми подробностями, и не так, как когда-то отец с матерью отвечали, что, мол, все от бога и поэтому недоступно человечьему пониманию.

      Что будет сын и сын этот будет человеком любознательным, Василий знал совершенно точно. Он даже во сне видел этого своего будущего сына, и как тот, совсем еще малец, спрашивает у него, у своего отца: «А скажи, папа, – спрашивает он, – сколько на небе звезд?» Или такой вопрос: «Почему всякое дерево имеет свой норов? От чего это зависит – от почвы, от сырости или еще от чего?» И он, его отец, на все эти вопросы сможет сыну ответить. Не сейчас, а когда выучится. А сегодня даже самые главные