Моё собачье дело. Маргарита Зверева

в плотно сжатом кулачке она держала внушительный клок черной шерсти.

      – Брось ты эту гадость! – брезгливо скомандовал ее папаня, поставил дочь на ноги и двумя пальцами потряс ее запястье.

      Не знаю, что тогда испытывала сеструха, выпученными глазами провожавшая свою гордость, разлетавшуюся во все стороны, но я так вскипела при слове «скотины», которым этот прелестный человек решил нас описать, что даже не смогла долго размышлять о том, о каких таких котярах шла речь. Кошки в нашем приюте, конечно, тоже имелись, но в целях безопасности жили они совсем в другой стороне, и я не могла поверить в то, что бывают люди, не умеющие отличить собаку от кошки.

      – Это не кошки, а маленькие болонки, – спокойно пояснил невозмутимый женский голос, и рядом с папой и дочкой появилась мама. Я знала, что всех взрослых людей зовут папой и мамой. Почему они теряли свои имена, как только вырастали, я к тому времени еще не успела выяснить, но уже привыкла к этой человеческой странности. К счастью, им не приходило в голову переименовывать своих питомцев в «собак» и «кошек» после недолгого щенячества или котячества.

      – Что ты так нервничаешь? – спросила мама и положила взбудораженному папе маленькую белую руку на плечо.

      – Я нервничаю, зайка дорогая, потому что твоему ребенку чуть не откусили руку, – съязвил папа не без нежности.

      Хотя я никогда не ожидала много от посетителей, мне стало ужасно обидно и за запуганную сеструху, которая даже за мухами охотиться не решалась, не то что кого-то кусать, и за себя, потому что, обижая сеструху, обижали и меня. Я с некоторым усилием оторвалась от своего угла и засеменила к передней части вольера, заискивающе повиливая хвостом и прижав уши ровно настолько, насколько надо. Сеструха часто прижимала уши так, что было сразу видно: ее дикую зашуганность вполне может и не удастся искоренить даже в домашних условиях. Я же лучше контролировала свои движения и порывы, и мне нравилось думать, что я в какой-то степени могу манипулировать людьми. Дождавшись нужного момента, я начала тянуться и строить из себя совершенно безобидного страдальца.

      – Нет, ну как такие милашки могут откусить кому-то руку? – восхищенно воскликнула мама и сложила ручки у груди от накрывшей ее волны умиления. Я бросила на сеструху торжествующий взгляд. – Это Сашка, наверное, их покусала, в это я скорее поверю.

      Девчушка в розовом аккуратном платьице высвободилась наконец из папиной хватки и, искусственно засмеявшись, упала на пол. Снизу я увидела, что выходное платье моментально покрылось зелеными пятнами от свежескошенного газона (да-да, в нашем приюте было нечто наподобие газона, те самые волонтеры постарались).

      – Сашка, встань, противно смотреть, – поморщился папа.

      – Покусава, покусава, – хохотала Сашка. – Покусава бабачек!

      – А мне они нравятся, – вдруг ни с того ни с сего задумчиво проговорила мама, и Сашка мгновенно снова вскочила на ноги.

      – Мне тозе! – крикнула она так громко, что у меня в ушах зазвенело, и вцепилась мертвой