Иоанн царь московский Грозный. Валерий Есенков

попу.

      Хитроумный благовещенский поп очень многим привлекает его. Сильвестр, в отличие от большинства светских и церковных служилых людей, не домогается чина протопопа, без особого лицемерия вслух именует себя наипоследнейшей нищетой, грешным, непотребным Сильвестришкой, стяжает богатства честной торговлей, а не прижиливает на каждом шагу того, что плохо лежит, скромно живет, в трудах богослужебных и письменных, кропотливо и тщательно составляет свой «Домострой», понемногу и собственными трудами писца приобретает довольно солидную библиотеку, проводит много времени среди книг, может быть, не совсем твердо, однако всё же читает по-гречески и во всех этих отношениях представляется едва ли не чудом в сравнении с прочими духовными лицами, зараженными тщеславием, честолюбием, свои бесценные дни проводящими в греховном стяжании, в ненавистном Христу сребролюбии, в непозволительном обжорстве и пьянстве, не только не охочими до книжной премудрости, но в массе своей изначально невежественными, порой не знакомыми с грамотой.

      Сам страстный книжник, составитель обширной и ценной библиотеки, начатой при поощрении и участии митрополита Макария, Иоанн наконец обретает достойного собеседника, исключительно редкого при скудном просвещенными умами московском дворе, а страстный спорщик встречает упрямого оппонента, который никогда не отступает от раз навсегда принятых положений, так что один вечно ищет, взыскует, сомневается и добивается истины в вечно изменчивых и запутанных делах управлениях, особенно трудно дающейся в его неудобном, часто болезненном положении решительного, крутого правителя и в то же время увлеченного, до упоения, со страхом и догматически верующего христианина, тогда как другой хладнокровно отрезвляет его давно известными, за века устоявшимися, отвлеченными, закаменелыми аксиомами, и до того занимают его эти премудрые и премудреные прения, эти отчасти богословские, отчасти доморощенно-философские споры и рассуждения, что Иоанн то и дело одаривает Сильвестра редкими рукописями из собственного книгохранилища, знак искреннего дружелюбия, чуть не влюбленности со стороны всякого завзятого книжника.

      Не менее занимательны для него беседы с протопопом Сильвестром о многосложном домашнем хозяйстве, которым он распоряжается так же страстно, как берется за всё, и в котором не может быть наставника лучшего, чем дотошный творец «Домостроя». С увлечением, отыскав наконец благодарного слушателя, Сильвестр по всех подробностях разворачивает перед ним ими обоими горячо любимый идеал неутомимого домоводства, усердного трудолюбия, чистоты тела, одежды, покоев и кухни, неукоснительного порядка, рачительной бережливости, неутомимого скопидомства, не чуждого расчетливой скупости, семейной строгости, основанной на любви и взаимности уважения, широкого гостеприимства и тороватости, от сердца идущего благонравного нищелюбия. Сильвестр уверенно, обстоятельно излагает ему, как беречь старое платье,