Нелюди, противостояние. Василий Попов

Не негласное противостояние с урками. Это свобода. В холодных брызгах воды. В морозном воздухе. В сгущающихся сумерках.

      – Переход сегодня, плоты и спуск завтра! – Голос Ильича звенел среди шума реки.

      – Есть, командир! – по-военному отдал честь Семенов.

      Лица милиционера и начсклада светились. Они, видимо, до конца не верили в запланированное Ильичом. Такими он запомнил их навсегда.

      Перешли не без трудностей, но быстро. Семенов едва не ускользнул в поток за мешком с остатками провианта. Выпив из фляги и растеревшись остатками, едва подсушив одежду, почти прижались вплотную к костру.

      Людвиг вернулся с восточного фронта. Повышение по званию. Погоны оберштурмфюрера и железный крест притягивали взгляды людей на заполненных улицах Берлина. Все видели героя в молоденьком офицере. Все, кроме матери. Гертруда встретила сына на пороге их небольшого и уже слегка поникшего поместья. Матери было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что произошло с сыном за промежуток в два месяца. Точнее, что сделал он. Всхлипывая, она отхлестала его по лицу своей морщинистой рукой.

      – Не надо, мама. – Людвиг перехватил ее руку и нежно прижал старушку к себе. – Это рано или поздно должно было случиться. Ты же знаешь…

      Она еще долго рыдала, сгорбившись возле кованого забора, ломая от досады ветки ею же подстриженного кустарника.

      Сидя напротив сына за ужином в свете свечей, она задала лишь один вопрос:

      – Кто это был?

      Взгляд синих глаз сына застыл на пламени свечей. Он махнул вилкой в воздухе, словно дирижерской палочкой в такт звукам доносящейся музыки.

      – Это был солдат, мам, спешу тебя уверить, такой же солдат, как и я…

      Людвиг скинул кусок недоеденной телятины на пол собаке. Отпил вина и мягко проговорил:

      – У меня короткий отпуск, и мне надо развеяться. – Он, сняв салфетку и бросив ее на стол, театрально поклонился. – Я приглашен на вечер! Ты помнишь Георга? Мы учились вместе. Его младшая сестра окончила музыкальную школу по классу фортепьяно, грядет большой концерт, и я среди званых гостей.

      Гертруда уронила руку на колени. Вилка упала на пол. Сын оказался рядом. Подняв прибор и поправив челку, он взглянул в блеклые глаза матери.

      – Когда обратно? – раздалось чуть слышно.

      – Завтра…

      Она поправила белокурые волосы сына и зарыдала снова, закрыв лицо руками. Она просидела за столом всю ночь. Это была самая долгая ночь в ее жизни.

      Людвиг был в центре внимания. Его просили рассказать о героических подвигах, о русских, о ближайших перспективах, о точной дате завоевания и порабощения вермахтом второсортных наций. Молодой человек вглядывался в светящиеся глаза и лица, понимая: как все они далеки от истины – они видят в войне лишь триумф и его празднование. Они даже не предполагают, как воняют окопы, что такое вши и как быстро распространяется запах неубранных трупов.

      Даже офицеры, старшие его по званию, но застрявшие вдали от фронта, смотрели на него как на реликвию. Тем