Как в первый раз. Дженнифер Доусон

возникла знакомая боль.

      – Дело не в этом, Пенелопа.

      – Нет, именно в этом. Я не могу стать бальзамом для твоих ран. Больше не могу.

      Он долго всматривался в ее лицо, потом заявил:

      – Мне все равно, что ты говоришь, потому что я знаю: ты чувствуешь то же самое.

      Чувствует ли?.. Ох, еще как чувствует! Словно тело само, против ее воли, стремилось к нему. Но она не поддастся.

      – Ты должен уйти, Эван.

      Но тут он потянулся к ней, а она… Вместо того чтобы отпрянуть, Пенелопа осталась стоять на месте – словно к полу приросла. Эван же запустил пальцы ей в волосы и подергал ленту, удерживавшую хвост.

      Дыхание ее участилось, и она облизнула губы, думая обо всем том, что следовало бы сказать ему. Но Пенелопа так ничего и не сказала. И не оттолкнула его. Однако сейчас оттолкнет. Скоро. Через минуту.

      А он развязал ленту и бросил ее на стойку. Волосы упали ей на плечи.

      – О боже, эти локоны… – Эван шагнул к ней еще ближе. – Они мое слабое место.

      – Эван, пожалуйста… – прохрипела Пенелопа.

      – Пожалуйста – что? – Он прижался к ней, и ее тело мгновенно ожило – по жилам понесся адреналин.

      А рука Эвана теребила ее волосы, и это было так мучительно знакомо, что ей пришлось прилагать немыслимые усилия, чтобы держать глаза открытыми.

      – Я хочу сказать… Пожалуйста… – Она умолкла. Тело ее пылало.

      Он прикоснулся большим пальцем к ее губам и тихо проговорил:

      – Ну, скажи, что ты не думаешь об этом. Скажи, что не вспоминаешь все то, что я делал с тобой когда-то.

      Желание казалось живым существом, пылавшим внутри нее. Умолявшим сдаться. И ведь так хотелось отдаться ему… Наверное, они даже до спальни не дошли бы… Но нет, пора стать сильной и положить конец этому безумию.

      Она положила ладонь ему на грудь и проговорила:

      – А знаешь, что я вспоминаю еще чаще? То, как ты взял мою девственность и швырнул ее мне в лицо на следующее же утро. И я чертовски хорошо помню всех тех женщин, что ты выставлял передо мной напоказ последние шестнадцать лет, при этом делая вид, что меня не существует.

      Боже, зачем она это сказала?! Этого нельзя было говорить!

      Голова Эвана дернулась – словно она влепила ему пощечину. И глаза его тотчас же потухли. Он отпустил ее и отступил на шаг. А она в тот же миг почувствовала, что ей его ужасно не хватало. Пенелопа задержала дыхание, ожидая, когда на его лице появится самодовольная ухмылка, которую она так хорошо знала.

      Но Эван лишь провел ладонью по волосам и со вздохом сказал:

      – Ты права. Я это заслужил. Я больше тебя не побеспокою.

      Едва сдерживая дрожь, Пенелопа скрестила на груди руки.

      – Значит, вернулся к норме? – спросила она.

      – Ты же этого и хотела, да?

      Нет, она этого не хотела. Но добилась именно этого. И так, наверное, будет лучше.

      – Да, этого я и хотела. – Ей ужасно хотелось, чтобы он продолжал настаивать. Но она, сделав над собой усилие, окинула его презрительным взглядом и проговорила: – Тебе придется трахнуть другую женщину,