Чужая луна. Игорь Болгарин

Пантелей семенил впереди, время от времени предупреждающе слегка покрикивал «Посторонись!» и вопреки приказу Слащёва идти молча иногда оборачивался и докладывал домашние новости:

      – Сперва на «Руси» в трюме поместили. Нина Николавна зачала задыхаться. Я им сказал: Яков Лександрыч прибудет, всех вас постреляет. Спужались. На «Тверь» перевели, тут лучшее, тут у нас каюта и в окошко море видать. А для меня поблизости каптерку определили.

      Они поднялись по железной винтовой лестнице в коридор верхней палубы, пошли по нему.

      Здесь было немного чище, хотя и здесь была теснота, и от голода и морской болезни страдающих тоже было предостаточно. Они сидели и лежали вдоль стенок кают, образовав узкий проход.

      Им навстречу шла дородная дама в горностаевой накидке, ведя на поводке белую пушистую крошечную собачку. Не доходя до них, собачка обнаружила что-то для себя интересное, но дама дернула ее за поводок и строго сказала:

      – Зизи, не сметь!

      Пропуская даму, они отступили к стене. Собачка, проходя мимо Слащёва, вдруг встала на задние лапы и, привычно что-то выпрашивая, радостно залаяла.

      – Зизи, как не стыдно! Прекрати! – снова прикрикнула на собачку дама и, удивленно разглядывая странное одеяние Слащёва, сказала: – Зизи очень любит военных. Мой муж – тоже генерал.

      – Здравствуйте! Очень приятно, – учтиво поклонился Слащёв, и они разошлись. Когда дама с собачкой удалилась, Пантелей сообщил:

      – Графиня Соболевская. Наши соседи. Занимают каюту капитана «Твери».

      – Завидуешь?

      – Жалею генерала.

      Пошли дальше. Пантелей в который раз обернулся:

      – А какая красивая, ваш дитство. Верите-нет, я как первый раз ее увидел…

      – Ты про собачку?

      – Та ну вас! Я про дите. Ну чистый ангелочек!

      – Девка?

      – Ага. Девонька. Махонька, волосики рыженьки, а глаза, ну, прям як… – на мгновенье он смолк, не сразу найдя сравнение. – Знаете, прям як у нашего филина Яшки.

      – Что? Опять со всех севастопольских свалок живность насобирал? – сердито нахмурился Слащёв.

      – Та не! Только наших старых вывез: кота Барона и филина Яшку, – стал оправдываться Пантелей. – Но оны не в каюти. Оны при мне, в каптерки.

      – То-то же! А то еще микробов занесут, – сердито вразумил Пантелея Слащёв.

      Возле двери одной из кают Пантелей остановился. Из-за двери донесся тихий детский плач.

      – Тут оны, – пальцем указал на дверь Пантелей.

      Слащёв резко распахнул дверь и увидел склонившуюся над деревянной коробкой, заменяющей колыбельку, Нину. Она подняла голову, и Слащёв не сразу узнал ее: худая, осунувшаяся, с синими кругами вокруг глаз, увидев Якова Александровича, она посветлела лицом, хотела броситься к нему, но он опередил ее и строго спросил:

      – Почему дите плачет?

      Иначе представляла себе Нина эту встречу. Она поникла головой и растерянно ответила:

      – Молока нету.

      – Как