Драгоценная. Ирина Эльба

Анита пожалеет свою верную фрейлину и позволит отлучиться из дворца на неопределенное время. Служба короне и дворцовые интриги чрезвычайно заманчивы, но от метки избавиться не мешало бы.

      – Лия Армель, вас заинтересовали наши фамильные регалии?

      Я и не заметила, как в раздумьях остановилась напротив небольшого открытого сундука и смотрела на его содержимое невидящим взглядом.

      – Да. Весьма тонкая и изящная работа.

      На атласных подушечках лежали символы власти таров – диадема с родовым камнем, перстень-печатка и медальон с капелькой крови главы рода. Именно медальон являлся магическим артефактом и отвечал за сохранность рода и богатства. Новый тар, вступая в права наследования, делился с хранителем каплей своей крови, после чего носил драгоценность не снимая. Магическая вещь усиливала наследственность, являясь главным атрибутом жениха в первую брачную ночь, а также открывала доступ к фамильным тайникам. Наверняка медальон выполнял еще ряд функций, о которых мне, к сожалению, было неизвестно: у каждого фамильного хранителя они были особенными и зачастую неповторимыми.

      – А для чего вы взяли регалии с собой? Разве им не надлежит дожидаться нового владельца в сокровищнице замка?

      – Пока мой старший брат не вернулся из плавания, я являюсь их хранителем. Поэтому и приходится возить с собой.

      – Ваше дело, – пожала я плечами, а потом заинтересованно посмотрела на записи, лежащие рядом на столе. – Как продвигаются дела с клеймом?

      – Пока смог вычленить только два энергетических потока из восемнадцати, вложенных в плетение. Но все впереди.

      – Может, займемся тогда делом? А потом вместе поужинаем?

      На эти предложения Лазар ответил согласным кивком и, указав на стул рядом со своим, принялся за записи.

* * *

      – Армель, доченька моя!

      Стоило выйти из кареты около столичного особняка таров Озерских, как меня тут же заключили в объятия – крепкие, нежные, родные.

      Мама тихо шептала ласковые слова, роняя горячие слезы. Я же наслаждалась ароматом ванили, что шел от ее волос, и млела от мысли – я дома. Позади родительницы стоял отец – хмурый, напряженный, без единой эмоции на лице. Но я-то знала, что все это игра. Ни к чему посторонним знать, что самым большим сокровищем тара Озерского является дочь. И он обязательно крепко обнимет меня, окутывая облачком ароматного табака. Поцелует в макушку и тихо шепнет:

      – Вот ты и вернулась, моя Снежинка.

      Такого детского прозвища я удостоилась за странный цвет волос. Папа у меня брюнет с легкой сединой на висках, а мама – рыжая, как лисичка. Поэтому пепельная блондинка в моем лице сильно выделялась на их фоне. Остальной внешностью я пошла в мамочку, а вот характером – в отца. Никто никогда не смел усомниться в моем происхождении. А те, кто все же рисковал, очень горько жалели об этом.

      – Армель, моя маленькая девочка! – Мама нехотя отпустила меня, разжав трясущиеся руки.

      – Все хорошо, мамуль. Все действительно хорошо.

      – Дочь,