Ступеньки к вершинам, или Неврологические сомнения. А. А. Скоромец

что, братец, ты мне сказки не сказывай. Околевать не вздумай, я с тебя эту дурь вышибу! За себя сам подумай. Днем отоспался, на ночь за дело принимайся, чтобы и хлеб у тебя был, и лес, и двор, и кол, и гумно!

      – Что же мне, воровать идти?

      – Воровать не воруй – запорю. Доставать нужно! Главное не в том, чтобы украсть, – украденное нужно уметь спрятать. Надежно. Понял?

      Прошло время, Шкарупа опять к крепостному едет. Уже и изба, не землянка, и двор огорожен, для гумна столбы выкопаны. Рассвирепел пан:

      – Так и знал, воруешь, стерва! Обыщу, найду – насмерть запорю.

      Пошел – лазил-лазил, искал-искал! Придраться не к чему. Похлопал ласково крепостного по плечам и молвит:

      – Извини, любезный, погорячился! Но убедился, что честно живешь! Жить можешь – только не ленись.

      Вот таков сосед его, пан Шкарупа. Жук проезжает мимо.

      Вот хутор Суденков. Бедные-бедные лачужки крепостных пана Суденко. Суденко – отпрыск знатного казачьего рода. Отец его при гетмане судьею был. Помер пан судья, осталась только память о нем в фамилии да в дворянских привилегиях. Отпрыск мудростью и умом ничуть не выделялся. Любил чарку «доброй оковытой» выпить и закусить «шкваркою». Славился он как гурман и обжора. «Догосподарювався» он над своими крепостными душами так, что свою «шкварку» и чарку имел на столе редко. Любил делать визиты к соседям, и в гостях, уплетая чужие яства, ехидно хвалил их поваров, и всегда похвалу сводил к тому, что, мол, ваша пища вкусная, но он дома питается куда вкуснее. Что его старый повар – всем поварам «кухарь». И его похвала в преданиях передавалась так:

      – О, ваш кухарь молодец, та куды йому до мого кухаря Михаила Войтенко… Мяса – нема. Забить кого – нема! А жаренького ох як хочется! Покликав я свого кухаря, та й кажу йому: як знаешь, Михайло, а шкварку менi жарь! А вiн менi, звiсно, каже: нема з чого! А я йому: Михайло, жарь – i квит!

      Жарь, кажу, з чого хочешь, хоть з шкiряноi рукавицi! Жарь, i все! И що ви думаете, пiшов мiй Михайло до печi, щось там довгенько таки вештався, та й прыносе менi на тарiльцi зажарену «шкварку»! З апечена, заперчена та зарумянена… Я хотiв тiльки тоi зажареноi рукавички покуштувати, вiдщипнув – не зчувся, як геть всю з’їв.

      Этот обжора Суденко со своей болтовней вызывал отвращение, и Жук проследовал по его хутору дальше.

      Проезжает и хутор Ново-Ладанское. Владелец хутора, помещик Ладанский, служит в армии в Грузии, там по милости царя еще один хутор, аул, получил. В Ладанском хуторе бывает наездом. Крепостных своих тасует, как картежник карты. Из Ново-Ладанского многих украинцев вывез в Грузию. А вместо них сюда завез грузин. И теперь тут бывшие Цинаридзе становятся Козаризами, а Чонии – Чонями и Цьомами. А избушки на хуторе ветхие-ветхие, словно на ладан дышат. Кстати, этот полковник царский – потомок попа из Сечи Запорожской Ладана.

      Из Ново-Ладанского Жук хотел бы заехать в Старое Ладанское, подышать там запахом старой дубравы. Но Рублевского, владельца хутора, дома нет. Он где-то служит: в Киеве или Харькове. Пан Рублевский – «письменный голова», а хозяин никуда не годный: крепостные крестьяне