Плата за любовь. Роман. Виктория Чуйкова

встряхнуть его, но был остановлен отцом, с веским доводом: «Дай им самим разобраться!»

      ****

      «… Особенно глаза – чуть раскосые, светло-зеленые, прозрачные, в оправе темных ресниц… – заполнял он воспоминание о жене, цитатами из книги. – На белом, как лепесток магнолии, лбу – ах, эта белая кожа…. Словом, она являла взору очаровательное зрелище…» – И тут же переключался на повторяемую Вел цитату, когда у нее возникали трудности: «Я подумаю обо всем этом завтра…. Завтра я найду способ…. Ведь завтра уже будет новый день». – Избегая произносить ее имя, словно оно было его приговором, признаком слабости. В подчинении любви к ней, выдвигал вперед сложившуюся за многие годы, пока он шел к ней, ассоциацию – Скарлетт:

      – Вот и тебя унесло ветром… « …Я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их…» – произнес он еще одну цитату и тут же добавил, маршируя по кругу гостиной. – Ах, как же ты была права! Я не Рет Батлер! Склею, ведь склею, едва ты поманишь пальчиком!

      ****

      Плачь рояля, безжалостно надрывал сердце. Отбросив данное себе слово – не вмешиваться, Вилен поднялась, надела халатик на тонкую рубашечку и, плюнув на приличия, пошла на звук. Заканчивался беспросветный июль и, как она не старалась – спать под слезы Эда больше не было сил. А он играл, вкладывая в клавиши всю свою боль. Музыка надрывно кричала, но была полна неразделенной любви. Большой колонный зал был темен, лишь отблески луны, через высокие окна, бросали тени на предметы. Ступив на мраморный пол, босою ногой, Ви содрогнулась от холода, подумав: «молчание дочери морозом отражается и на доме». Эдгар не услышал ее, продолжал играть, нечто новое, еще нечеткое, эхом разносившееся по залу и тонувшее перед закрытыми дверями всех спален. Слышали ли остальные, не волновало, в данный момент, ни Эдгара, ни Вилену. Раз никто не жаловался, значит, не тревожатся от этого, единственного проявления боли его души. Сделав с десяток шагов, женщина увидела, в ночном полумраке рояль, напоминающий умирающую птицу, из последних сил поднявшую одно крыло. Виен присела рядом и молчаливо ждала последнего аккорда. Эд замер, не убирая рук с клавиш, с опущенной безвольно головой. Виен положила руку на его щеку, повернула лицо к себе. Глаза Эда болезненно горели, губы потрескались.

      – Милый! Дорогой мой сын. Не убивай себя.

      – Но я ей не нужен.

      – Мы все так можем сказать. Вел никому не звонит. Но мы же знаем, что это не так!

      – Вилена! Не успокаивай меня. Ты же знаешь, что я прав. Иначе, зачем она так со мной? Второй раз. Закрыв квинтэссенцию своего поступка холодным «Люблю»?

      – Потому, что она любит, сильно, до боли, до крика! Но она такая, какая есть. Она не может потерять себя. А уехала – растерялась, не зная, как лучше.

      – А мне, мне то, что делать?

      – Ехать! Отоспись, убери с лица слабость и езжай за ней.

      – Не могу, не знаю куда, и вот… – Эд протянул ей зачитанное письмо.

      – Ты хочешь, что бы я прочла?

      – Да!