Доля ангелов. Рассказы и миниатюры. Вадим Викторович Шарапов

в тот же хмурый сентябрьский день продал галеон какому-то ирландскому доктору с блудливой фамилией. Команда, из тех, кто пожелал спокойной старости, сошла на берег, получила свою долю добычи и растворилась в туманах Альбиона. Корабельный врач открыл свою зубодерню («Чистые клещи», кажется, шикарный двухэтажный дом где-то в Бристоле), корабельный плотник стал уважаемым краснодеревщиком. А капитан Джон Стейк исполнил давешнюю мечту.

      Стал владельцем и поваром собственной таверны.

      Надо ли упоминать, что прежняя ее вывеска сгинула без следа, а над дверями теперь красовалась кормовая доска с галеона «Эскалоп»?

      Наверное, нет.

      Зато надо упомянуть, что хозяев в таверне «Эскалоп» было трое. Двое людей, и одна крыса. Но давайте по порядку, а значит – немного вернемся назад.

      Когда Джон Стейк с тяжелым сундуком шагнул по прогибающимся сходням с борта своего (теперь уже бывшего) галеона, на причале Плимута он остановился, поставил у ног свою ношу и оглянулся назад.

      – Да, были времена, – задумчиво пробормотал Стейк. На его плече висел скатанный плащ из выцветшей грубой ткани, защищавший корсара от стужи и непогоды. Плащ зашевелился, и из складок высунулась большая, остроносая крысиная морда. Поперек нервно шевелившегося носа пролегал глубокий шрам от кортика, а на месте левого глаза была черная кожаная нашлепка. На жилистой, с пролысинами крысиной шее сверкнула толстая золотая цепочка.

      – Свят, свят! – шарахнулась от капитана портовая шлюха. – Это что такое?

      – Это, душа моя, Иеронимус, – мягко ответил ей моряк, – он тебе тоже очень рад.

      – Что-то не очень похоже, – недоверчиво отозвалась шлюха, глядя на крысу, пристально сверлившую единственным глазом женскую грудь, выставленную напоказ. – Экий охальник! Наверняка такой же, как его хозяин.

      Сказано это было, впрочем, скорее одобрительно. Джон Стейк хмыкнул, поудобнее перехватил кожаную ручку тяжелого сундука, крякнув от натуги, оторвал его от земли и пошагал дальше. Развалистой и уверенной походкой. Двое портовых ухарей из шайки Тома Проныры проводили его взглядом, но пойти следом не решились – катласс на боку капитана и широченная спина под синей курткой-коутом выглядели весьма красноречиво.

      Стейк свернул в переулок и почти сразу остановился перед потемневшей от времени дубовой дверью, обитой квадратными медными заклепками. Дверь выглядела надежной и несокрушимой. «Крепкая, ну чисто крюйт-камера, – отметил про себя капитан, – это хорошо». Потом он посмотрел вверх, где белело пятно от снятой вывески, шагнул вперед и решительно бабахнул кулаком в доски.

      – Кто там? – послышался изнутри женский голос.

      – Я, Молли. Отпирай.

      Дверь распахнулась, и на шее у Джона Стейка повисла красивая, темноволосая женщина лет тридцати, но еще не потерявшая свежести кожи и сохранившая всю привлекательность уроженки северного Галлоуэя.

      – Вернулся! –