Небо цвета влюбленного кота. Алексей Егоров

ближе всего к воде. – Ты же понимаешь, что сейчас придет он, и ты уже не выйдешь на берег, ты выползешь сюда с кровавыми соплями. И никакие молитвы тебе не помогут.

      Но он хорошо знал их повадки. За долгие годы и месяцы он отлично усвоил, что в воду они не полезут. И кто бы мог подумать, что простая вода вводит этих тварей в такое неистовство. Витя вдруг потряс головой. И откуда эти знания были в его голове? Но ведь он знал это, безусловно знал. Он улыбнулся.

      – Да пошли вы, – грубо отозвался он на призыв. И, резко развернувшись, ринулся к середине ручья. Набрав воздуха, он нырнул.

      Под водой, как ему казалось, он провел вечность. Вынырнув где-то посреди ручья, он с новыми силами погреб в сторону протоки. Краем глаза он наблюдал за ними, своими преследователями. Они волчком и кубарем носились вдоль берега, рыча в его сторону. Но вдруг затихли. И это могло означать только одно: он здесь.

      Плывущий молодой человек увидел его не сразу. Скорее почувствовал. Страх, непонятно откуда-то взявшийся, пронзил его. Ужас, казалось, даже вода запахла ужасом. Он осторожно посмотрел на увал, стоявший на самом входе ручья в протоку. И увидел: как ночной страж, как пограничник миров, на увале, пронизывая материю единственным своим желтым глазом, стоял он. Стоял и даже не смотрел в его сторону.

      Казалось, что ничего его совсем не беспокоит. Ни эта погоня, ни плывущий по ручью человек. Он совершенно спокойно, без каких-либо эмоций созерцал гладь протоки, лунную дорожку, уходящую к теням большой земли. И неторопливо дышал ночной прохладой ручья, замешенной на терпком и ласкающем аромате ночной фиалки.

      Главный посмотрел на него и тихо прошипел:

      – Плывеш-ш-ш-ш-шь?

      И шепот этот как эхо пронесся по всей округе. Деревья замерли в ожидании развязки, ветер стих, а луна полностью выкатила свой лик на всеобщее обозрение.

      – Ты потерял много крови, ты не доплывеш-ш-ш-шь, – так же прокатилось над гладью воды.

      – Мне плевать, – сильно выкрикнул он.

      – Ну-ну, – язвительно подытожил главный.

      – Ты что, отпустишь его? – нервно гавкали его сородичи.

      Но он, повернув к ним морду, только яростно оскалился. Свора поджала уши и стремглав кинулась прочь, в чащу леса.

      – Послушай меня, сынок, – медленно продолжил говорить одноглазый, – иногда нам кажется, что то, что мы делаем или же не делаем, есть либо хорошо, либо плохо. Иногда так кажется, что спасительная свобода и есть освобождение. А на самом деле это тюрьма. Или, еще того лучше, чья-нибудь прихоть. А еще лучше – судьба! Вот только одно не дает мне покоя. Да и, думаю, всем нам, – и он задумчиво втянул ночной аромат своими большими ноздрями в себя. – Приходится понимать, что все-таки выбор делать нам самим. Особенно в том, что касается нужности.

      Но молодой человек уже не слышал его, он, подхваченный течением, стремглав несся к спасительному берегу. Точкой исчезая с поля зрения одноглазого. Он ликовал, но кровь медленно