Небо цвета влюбленного кота. Алексей Егоров

Но она опять шла.

      Шла летом. Когда пыль клубилась вдоль ее пути, когда ливень хлестал ее по щекам, когда жгучее любящее солнце выжигало из нее последнюю веру. В то, что она когда-нибудь да дойдет. Никто не доходил, а она дойдет.

      Шла осенью, собирая на ночную подстилку опавших листьев, закутываясь в них, как в теплое стеганое одеяло, пошитое когда-то мамой. И уходила так глубоко в себя, что даже сон не решался потревожить ее усталый разум. Так и спала, без снов.

      Так она прошла очень много. И наконец дошла до великой реки. Плавала она плохо, но выбора не было. Помолилась и, аккуратно войдя в студеную воду, поплыла. Сильная она была, плыла долго, почти так же долго, как и шла. И вот, когда казалось, что уже все и силы начали оставлять ее, она нащупала ногами илистое дно. Выползла на глинистый берег и, изнемогая, упала без сил.

      – Помогай мне, господи, – тихонько шептала она самой же себе. А затем собрала последний свой запас воли и поднялась. Поднялась и пошла. Но, сделав несколько шагов, поняла, что идти больше не нужно. То, к чему она так долго стремилась, было перед ней.

      Он сидел тихо, с закрытыми глазами, будто спал. Или дремал после ночного покоса. Весь в белом, такой, каким она и запомнила его. Она подошла поближе и присела у его ног. Морщинистыми усталыми руками погладила их, и он сразу открыл глаза.

      – Мама, – испуганно вскрикнул он, – что ты тут делаешь?

      – Что же ты, сынок, – спокойно произнесла она, – не бойся меня, я же мама твоя. Мамочка.

      – Тебя не должно быть здесь, – противился мальчик, – мне сказали, что не должно!

      – Что же ты ушел, сынок, не попрощался. Разве так делается? Не вырос, матушке своей в поле не помог. Невесту в дом не привел.

      – Мне нечем любить, мама, – тихо прошептал мальчик и заплакал, – у меня сердце не бьется.

      – Я знаю, сыночек, – проговорила женщина, и впервые за долгие годы слезы потекли по ее сухим и обветренным щекам.

      – Мне сказали, мама, что такие, как я, в рай не попадают. Это что, правда? Я правда не увижу…

      – Мальчик мой, – перебила его мама, – я пришла за тобой, я отведу тебя домой. Там хорошо, там изба протоплена, подушечка твоя взбита, молочко подогреем и будем, как прежде… Только вот ты уже на войну не бегай. Туда… где…

      – Хорошо, мама, только вряд ли я смогу с тобой пойти.

      – Отчего же нет, сыночек? Мама же пришла за тобой, пойдем, сынок, домой, пойдем! Пойдем домой, сыночек. Кровиночка моя, белобрысенький постреленок, а мама покормит тебя. А потом на рынок поедем, как раньше, отрезов новых купим, рубашек пошьем. Цветастых, пестрых, атласных. Петушков купим, сладеньких…

      – Я не могу, мама. Я умер. Разве ты забыла про это? Я умер, мама…

      И слова эти эхом взвизгнули по всей округе.

      Но она поднялась на ноги, взяла своего мальчика на руки и пошла. И идти ей надо было очень долго. И она знала это. Помнила каждый свой пройденный шаг. Каждый глоток воды. Каждое новое утро. Каждое