Нашествие. Тимур Максютов

тетивы для луков из жил моих, чашу для победного пира багатуров из черепа моего… Только сохрани великое дело моё.

      Потому что вечность империи важнее краткого счастья человека. Даже если этот человек – сам Чингисхан…

      * * *

      – Я здесь, великий хан.

      Тэмуджин приподнялся на ложе. Прошептал:

      – Ничего не вижу. Тысячи огней пляшут в глазах, как степные костры в ночи. Или это звёзды зовут меня? Кто ты?

      Протянул высохшую, бессильную руку, ощупал лицо опустившегося на колени человека.

      – А, это ты, сын урянхайского кузнеца? Юноша, откидывающий полог моего шатра.

      – Да, это я, великий хан. Твой темник Субэдэй. Только я давно уже не прислуга. Это было тридцать лет назад…

      Тэмуджин, собрав остатки сил, прохрипел толпившимся в шатре слугам, чиновникам и военачальникам:

      – Все вон! Оставьте нас одних.

      Толуй, младший сын хана, вскочил, подгоняя неповоротливых пинками:

      – Пошевеливайтесь! Или не слышали приказа? Да поживее, а то ползёте, как беременные овцы.

      Выгнал последнего толстого нойона, повернулся к постели:

      – Сделано, отец.

      – Ты тоже, Толуй. Иди вон.

      Младший чингизид удивился, но не посмел возражать. Ожег Субэдэя злым взглядом и вышел из шатра.

      Темник почтительно склонил седую голову, приготовившись слушать.

      Тэмуджин помолчал. Потом вдруг улыбнулся:

      – Помнишь, как ты притворился перебежчиком и обманул меркитов? Завёл их войско в ловушку. Отличная была охота: мы гоняли их по степи, словно испуганных зайцев, пока не перебили всех.

      Субэдэй кивнул:

      – Конечно, помню. После того дела ты доверил мне сотню бойцов.

      Хан рассмеялся:

      – До сих пор не понимаю, как тебе удалось их обдурить.

      – Я старался. Меркиты поверили, что я – несчастный слуга, несправедливо обиженный хозяином. Если помнишь, ты кнутом рассёк мне лицо для достоверности.

      Тэмуджин протянул руку, пощупал давний шрам на щеке соратника. Тихо сказал:

      – Прости меня, темник.

      – Пустое, великий хан.

      – Нет, не пустое, – с нажимом сказал Чингис, – я не успел извиниться перед многими, которые были более достойны моего раскаяния, чем ты. Но если не можешь добыть лисицу, удовлетворишься и бурундуком.

      Субэдэй промолчал: сравнение ему не понравилось.

      – Помнишь, ты рассказывал мне об одном урусуте, о Золотом Багатуре, славно сражавшемся на Калке, а потом в неудачной битве с булгарами?

      – Не помню, – соврал темник и поморщился, будто раскусил гнилой орех, – наверное, глупая сказка, которой утешаются слабые народы Запада.

      – Может, и сказка, – задумчиво сказал Тэмуджин, – я хотел бы, чтобы спустя века обо мне рассказывали подобные легенды. Не про то, как я жёг города и повергал к своим ногам бесчисленные царства. А о том, как я скакал на золотом коне к победе, с верными друзьями рядом.

      – К чему ты заговорил о легендах? – осторожно спросил темник. –