Нашествие. Тимур Максютов

материн сарафан.

      – Что тут?

      Княгиня наклонилась, поцеловала тёплую макушку, пахнущую солнцем:

      – Я же говорила, сыночек. Братик твой или сестрёнка. Скоро уж родится.

      Роман спросил:

      – А играть будет со мной?

      – Будет.

      – А на орла глядеть?

      – Что? – не поняла Анастасия.

      Жук, верный соратник князя ещё с битвы на Калке, показал вверх:

      – Про птицу говорит. С рассвета в небе, и не улетает.

      Княгиня подняла глаза, прикрывшись ладонью от яркого светила.

      Увидела. Вдруг поморщилась и положила руку под левую грудь: сердце споткнулось и пропустило удар.

      В самом зените, распластав чёрные крылья, недвижно парил огромный орёл.

      Август 1227 г., Тангутское царство

      В жарком мареве выгоревшего неба недвижно парил огромный орёл. Будто «глаз хана», ревизор из хишигтэна – личной гвардии Чингисхана, мрачный убийца в чёрных доспехах.

      Субэдэй-багатур, кряхтя, перебросил ногу через седло. Ступил, не глядя, на спину согнувшегося на коленях нукера. Непрерывно кланяясь, мелкими шажками приблизился китаец – начальник осадных машин. Забормотал:

      – Да возвысится слава твоя, да будут толстобоки кони твои и веселы жёны твои, о великий Субэдэй, водитель непобедимых, утешение обиженных, верный пёс Тэмуджина…

      – Хватит слов, – перебил темник, – дело говори. Длинными хороши только волосы у девки, а речь воина должна быть краткой, словно удар ножом.

      – Конечно, – заторопился китаец, – мой рассказ будет ясным, как весеннее небо над священной горой Тайшань, и прозрачным, как вода родника у её подножия…

      – Тьфу ты.

      Субэдэй сплюнул и демонстративно положил ладонь на яшмовую рукоять цзиньского кинжала.

      Китаец, едва не падая в обморок, затараторил:

      – Готовы шесть больших сюань фэн… Э-э-э. Шесть больших вихревых камнемётов. Передвижную осадную башню строить ещё два дня. А лёгкие стреломёты и малые камнемёты уже установлены на позиции и защищены щитами.

      – Пойдём, покажешь, – кивнул темник.

      Тангутские лучники на стенах оживились, увидев приближение монгольского военачальника со свитой. Свистнула стрела – и, не долетев двадцати шагов до Субэдэя, вонзилась в деревянный щит.

      Китаец всхлипнул и спрятался за здоровенным нукером из охраны темника.

      В ответ резко хлопнула тетива самострела: тяжёлое копьё с гудением разрезало горячий воздух и угодило как раз между зубцами из обожжённого кирпича, настигнув дерзкого стрелка.

      Жуткий хруст пробитой грудной клетки был слышен даже здесь; защитники города засуетились, захлёбываясь бессильной руганью.

      – Прямо в дырку, – довольно заметил монгольский десятник. И грубо уточнил, в какую именно.

      Голые по пояс здоровяки принялись вновь натягивать тетиву станкового самострела, блестя от пота.

      – Отличный выстрел, – одобрительно сказал Субэдэй-багатур.

      Бойцы неторопливо вставали.