Последние дни царской семьи (сборник). Ю. Н. Данилов

тем, у генерала Занкевича, которому Беляев передал командованье, были в распоряжении уже немногие части, и то колеблющиеся и тающие с часу на час.

      Вопрос об атаке стоял безнадежно, можно было думать только об обороне отряда на Дворцовой площади.

      Генерал Занкевич, надев мундир лейб-гвардии Павловского полка, выехал к солдатам и, поговорив с ними, вынес убеждение, что на них рассчитывать нельзя. Удержаться на площади было невозможно; Занкевич считал, что верным слугам царя надо умереть в Зимнем дворце; около 9 часов вечера войска были переведены в Адмиралтейство, а около 11 часов – во дворец, при этом оказалось, что матросы и часть пехоты уже разошлись; осталось всего-навсего 1500–2000 человек.

      Около часу ночи во дворце получили известие о назначении генерала Иванова. Управляющий дворцом генерал Комаров просил Хабалова не занимать дворца; Занкевич спорил, и вопрос остался бы открытым, если бы заехавший в ту минуту с Беляевым великий князь Михаил Александрович, которому не удавалось уехать в Гатчину, не согласился с Комаровым. На совещании великий князь, Хабалов и Занкевич наметили Петропавловскую крепость, но помощник коменданта барон Сталь, вызванный к телефону, сообщил, что на Троицкой площади стоят броневые автомобили и орудия, а на Троицком мосту – баррикады. Хабалов предложил пробиваться, но Занкевич указал на колебания офицеров Измайловского полка; тогда на рассвете решили перейти опять в Адмиралтейство.

      Листки с объявлением осадного положения были напечатаны, но расклеить их по городу не удалось: у Балка не было ни клею, ни кистей. По приказу Хабалова, отданному вялым тоном, два околоточных развесили несколько листков на решетке Александровского сада. Утром эти листки валялись на Адмиралтейской площади перед градоначальством.

      Третье объявление, переданное Беляевым для распубликования – о запрещении жителям столицы выходить на улицу после 9 часов вечера, Хабалов счел окончательно бесцельным и оставил его без исполнения.

      Императрица в этот день телеграфировала царю трижды: в 11 часов 12 минут дня: «Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Алис»; в 1 ч. 3 минуты: «Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции. Алис»; в 9 часов 50 минут вечера: «Лили провела у нас день и ночь – не было ни колясок, ни моторов. Окружный Суд горит. Алис».

      Дубенский записывал 27 февраля: «Из Петрограда вести не лучше. Была, говорят, сильная стрельба у Казанского собора, много убитых со стороны полиции и среди народа. Говорят, по городу ходят броневые автомобили. Слухи стали столь тревожны, что решено завтра, 28-го, отбыть в Петроград… Помощник начальника штаба Трегубов передал мне, что на его вопрос, что делается в Петрограде, Алексеев ответил: «Петроград в восстании». Трегубов дополнил, что была стрельба по улицам, стреляли пулеметы. Первое, что надо сделать, – это убить Протопопова, он ничего не делает, шарлатан. Перед обедом я с Федоровым был в вагоне у генерал-адъютанта