Древняя история. Аркадий Ислибаевич Мурзашев

за этим противостоянием путник, прятавшийся за деревом, оценив направление возможного движения колонн, занял более безопасную, на его взгляд, позицию. Он, стараясь быть незамеченным, скрытно перебрался в кусты, растущие над небольшим оврагом, образованным, небольшим ручейком, впадавшим в речушку, разделявшую две грозные армии. Поменяв место своего положения, он более внимательно пригляделся к армии, которая была расположена на том же берегу, что и он.

      Эта армия, на первый взгляд, была не так живописна, хотя бы потому, что стояла она к нему своим тылом. Не сверкали на солнце стальные мечи и да и щиты у воинов этой армии были в большей части кожаные, но шлемы также яростно отражали солнечные лучи. В этой армии было больше всадников, но они были вооружены легче, чем грозные, закованные в тяжелые латы всадники противоположной стороны. Судя по осанке, и взглядам воинов, которые ему удавалось видеть, когда они оборачивались назад в сторону шатра своего царя в надежде увидеть знак к наступлению, можно было сделать вывод, что эти воины настроены отважно так же как и западные и готовы умереть или победить в предстоящем бою. Но в их взглядах угадывался также и глубоко спрятанный в душах страх. Страх от того, что в глубине себя они не очень-то надеялись на победу, ибо знали, каким грозным был противник, уже захвативший не одно царство, победивший не одного правителя и предводителя войск, некогда таких же грозных, как и их. Про него говорили, что само небо помогает ему… В глубине своей, той глубине, которая редко осознается, они уже почти смирились с поражением. Но не желая осознавать это, они были готовы биться на смерть. Они готовы были умереть, не потому, что за их спинами были их семьи. Они знали: жены, и дети не пострадают, – про милосердие Молодого Правителя ходили легенды. Он никогда не разрешал своим солдатам грабить мирных жителей. (Это не было ни проявлением жалости, ни проявлением милосердия. Это было проявлением прагматичности. Молодой правитель не хотел оставлять в своем тылу озлобленные народы.)

      Воины царя, противостоящего молодому Правителю, были готовы победить или умереть, потому, что за их спинами был весь привычный, впитанный с молоком матери, уклад жизни, с законами пусть и несправедливыми, но привычными, с жизнью, которая часто граничила с нищетой, но также была привычной и простой. Человек больше всего боится не физических лишений и смерти, а необходимости менять свои привычки и миропонимание. И часто, отстаивая одному ему понятные идеалы, он готов идти на смерть, хотя почти всегда на поверку эти идеалы оказываются чистой фикцией, игрой ума, придуманной для более легкого управления обществом, необходимость в котором всегда ощущали цари и правители.

      Все это видел и знал путник, спрятавшийся в небольшом кустарнике, над оврагом, образованным ручейком, впадавшим в небольшую речушку, разделяющую две грозные армии. Воины одной армии были готовы умереть или победить, послушные стремительной воле своего молодого Правителя. Эту волю они не понимали, но