История одной дуэли (сборник). Вячеслав Белоусов

слов от негодования.

      Зябликов сбивчиво мямлил:

      – В городе меня оперативники нашли по телефону. У Аллочки день рождения. В самый разгар позвали к трубке. Сами понимаете, ничего не разобрать.

      – Значит, вы даже не выезжали на место происшествия? – удивился я.

      – Вокруг гам, шум, веселье и участковый этот Кирьяшкин с осипшим голосом.

      – А Каримов мне рассказывал…

      – Он, видать, запамятовал. Кирьяшкин едва доорался, что старик умер. Я и не спросил, где его нашли. Выяснил про повреждения. Тот сказал, что заснул и сердце остановилось. Никаких повреждений.

      – Где же Дынин был?

      – Не помню. Выходной день…

      – Всё равно следовало вскрывать. Закон для нас писан.

      – Участковый тело бабке привёз, та его обмывать бросилась и тут же попика сыскала, собралась хоронить. А Бобров отсутствовал.

      – Слышал, рассказывал Каримов. Что мне прикажете делать? Эксгумацию трупа? Народ на уши ставить?

      – Бабка верующая. Богом просила. Не смог отказать. Виноват… – оправдывался следователь.

      – Натворил ты дел, Зябликов. Всыпят тебе по первое число. А то и попрут со службы.

      – Неужели так плохо, Данила Павлович? Криминала никакого. От болезни скончался покойник.

      – Это азбука следователя. Ты позволил захоронить труп, не удостоверившись в причине смерти!

      – А кто же нажаловался? – Зябликов совсем сник. – Вот паразиты! Бабулька его тоже померла. А родни у Дробкина не было. Я выяснял. Вдвоём они жили.

      – Как умерла?

      – Бабулька-то? Соседи рассказывали, радовалась, что долг выполнила, старичка схоронила и ей пора. Мечтала, вот и сбылось. И недели не прошло после похорон самого Дробкина.

      – С тобой не соскучишься, лирик. Мадригалы не пишешь?

      – Теперь не до стишков.

      – Боюсь, ты прав…

* * *

      Провожали нас с Очаровашкой Моисей Моисеевич и пёс Мурло. Заметала пурга, а мы предпочли в этой неудачной поездке городскую одежду деревенской. Выручил Моисей Моисеевич, всучив отнекивающейся Очаровашке, как когда-то Пугачёв герою «Капитанской дочки», свой тулупчик «чтоб не так дуло». Автобус уже ждал последних пассажиров, шофёр торопился, докуривал сигарету, переминаясь у двери, подгонял запоздавших весёлыми присказками. Мы обнялись с Моисеем Моисеевичем, подёргали Мурло за уши и забрались в автобус на свои места. Я чмокнул Очаровашку в щёку, вытянул ноги и попробовал вздремнуть – в салоне гуляла стужа, но тулупчика с успехом хватало на обоих. Я закрыл глаза, в голову лезли неприятные мысли. От истории, которую учудил Зябликов, дурно пахло…

      Наш автобус вдруг резко качнуло, и он остановился. В чём дело? Едва выехали – и на тебе! Жаль открывать глаза, я только пригрелся под тулупчиком, однако толчок в бок расшевелил.

      – Данила Павлович! Попрошу на выход! – знакомый голос капитана в милицейской шинели влетел с улицы в распахнутую переднюю дверку. – Товарищи пассажиры, я дико извиняюсь.

      На обочине, обогнав наш автобус, стоял пышущий могучим двигателем,