Призрак со свастикой. Александр Тамоников

Беспокойно дрогнуло сердце. Верест скосил глаза, как бы случайно повернулся боком. Звягин возился в люльке (на самом деле он ослаблял крепления сошек пулемета к коляске), не замечая, что сбилась нагрудная цельнометаллическая бляха в форме полумесяца, висящая на латунной цепочке. Бляха прикрывала кровавое пятно, а теперь оно открылось. Звягин, не замечая, продолжал возиться.

      Вдруг он почуял неладное и напрягся. Офицер сглотнул – выстроить логическую цепь, очевидно, было несложно, тупых в СС не берут – и, резко повернувшись, прожег взглядом Вереста:

      – Ваши документы, Витте!

      – Что-то не так, господин штурмбаннфюрер? – сохраняя выдержку, надел на себя маску легкого удивления Павел.

      – Документы, я сказал! – Рука майора снова потянулась к кобуре.

      – Как вам угодно! – Верест левой рукой начал расстегивать китель, чтобы забраться во внутренний карман.

      Отставить внутренний карман! Как фокусник, он мгновенно вытащил из кобуры «парабеллум», вскинул ствол и выстрелил в упор! Пуля пробила глаз господину штурмбаннфюреру, вывернула часть затылочной кости, и он повалился плашмя, как фанерный лист. Солдаты засуетились, стали срывать компактные «МР-40», но Звягин, вывернув «косторез» из люльки, ударил рассыпной трескучей очередью, опередив их! Свинец разлетался плотно, веером. Кто-то открыл ответный огонь. Павел попятился за люльку, выбивая пули из «парабеллума». В двоих он точно попал, прежде чем скорчился за стальным корпусом. Звягин долбил от живота, расставив ноги, что-то задушевно орал, опустошая коробчатый магазин. Патронная лента, как змея, извивалась под ногами.

      – Леха, падай! – истошно заорал Павел, стаскивая со спины «МР-40».

      Тот не был самоубийцей, даже азарт боя не давал забыть, что жизнь – одна. Лента закончилась, и он тоже покатился за мотоцикл, передергивая затвор автомата.

      – Командир, мы живы еще? – прокричал Звягин, сверкая глазами. – А где же наши «резинщики»?

      Вопрос был очень кстати, ведь они отстреливались из-за люльки наобум. Несколько тел уже валялись во дворе. Остальные рассредоточились – одни укрылись за грузовиками, другие залегли за горами мусора. Гортанные выкрики оглашали двор. Истошно орал барон, спрятавшийся за крыльцом, приказывал обойти большевиков. А вот сверху не стреляли. Молодец, Рома Окулинич, ликвидировал часовых! «Фойер! Фойер!» – надрывался унтер-офицер. Автоматчики стреляли как заведенные. Мотоцикл превращался в груду мятого железа. Кто-то из солдат метнул гранату, и она взорвалась метрах в пяти перед мотоциклом.

      – Леха, прикрой! – гаркнул Павел и, чуть привстав, сунул руку в люльку. Там лежали три гранаты – традиционные «народно-штурмовые», с длинными деревянными рукоятками, прозванные в советских войсках «колотушками». Он успел вытащить две и снова скорчился, лихорадочно откручивая колпачок на конце. Выпал шелковый шнурок. Эстеты, мать их! Он дернул шнурок, перебросил гранату через мотоцикл. Взялся за вторую, отправил ее вдогон за первой. Пространство двора заволокла