Дело табак. Денис Евгеньевич Рябцев

увидев, что барышница приступила к другому покупателю, с растерянностью забрал пятак с прилавка. Возвращаться домой без покупки было по его разумению невозможным. Он посмотрел на грош с орлом, под которым красовался год выпуска. Тысяча девятьсот девяносто девятый. Что же с этой деньгой могло быть не так?

      Памфлетист выскочил из магазина, вопреки обыкновению не придержав калитку:

      – Семечек маленький стакан, – под оглушительный хлопок двери, протянул он старухе бедовую монету.

      Бабка ожила, засыпала пережженных ядрышек в куль, отсчитала скрупулезно сдачу.

      – Дарницкий, блин, – высыпал медь на столешницу журналист, вернувшийся к хлебному лотку – Эта мелочь настоящая?

      Торговка, поджав губы, сгребла монеты без счета и подала настойчивому покупателю каравай.

      – Как у нас-то в Раю жить-то весело, – заливался калека, – Жить-то весело, жить-то некому…

      Теперь памфлетист, добрых двадцать лет спустя, продолжал бесцельный ночной поход, углубляясь по радиальной улице Украинской в сторону центра Бельгограда. Самое забавное, что та паскудная история с монетой, причинявшая душевную боль нежным организмам словоплета, имела свое нравоучение. Пятачок тысяча девятьсот девяносто девятого года, который, терзаясь совестью, разменял у старухи любитель словесности, оказался раритетом. Деньга считалась самой дорогой монетой современной России. Ее стоимость у нумизматов достигала миллиона рублей и достоверно известно только о двух экземплярах этого «пятачка». Понятно, что неграмотная торговка, как и тот еще юный покупатель семечек, по очереди выпустили свое благополучие из рук, воспользовавшись лишь номиналом.

      Впрочем, шел четвертый час пешей прогулки. Редактор проходил затянутый грязным снегом пустырь, который еще в дореволюционные времена использовали торговцы. Здесь, в рукотворном пруду они пересчитывали стада, которые перегоняли из Азии к меновому двору Бельгограда. Говорят, что когда-то давно на одном из берегов была установлена шкала для овец, коров и верблюдов. По уровню поднявшийся воды можно было точно определять количество копытных, не утруждая себя арифметикой.

      – Я скотина, – почему-то говорил сам с собой памфлетист, закуривая новую сигарету, – Парнокопытная тупая тварь. Так мне и надо, Господи.

      Бунт не может быть вечным

      Лилия Герань: «Сегодня главная роль отводится самообразованию школьников».

      Директор одной из лучших школ уездного Бельгограда Лилия Герань докладывала в городской отдел образования, что приключился с ней утром небольшой кишечный коллапс и она спешит незамедлительно проинформировать вышестоящую инстанцию об этом инциденте. Не будучи божевольной, она скорее была жертвой системы.

      – Знаете – низкая зарплата, отчетное рабство, вообще «что-то хреново на душе.

      Все это сделало ее тем, чего она добилась в своей выстраданной карьере.

      Вдоволь наигравшись