Подкрадывалась осень. Ирина Фургал

после споров и научных драк,

      Прибравши внешний вид и кавардак,

      С большим трудом закончивши разборки,

      И выбросив арбузные три корки…

      Позвольте. Корки? Кто-то слопал плод,

      Среди учёных вызвавший разброд?

      Так пусть опишет, стрескавший арбуз,

      Его приятный и прохладный вкус!

      Но тот всерьёз не принял это спор.

      Наелся, облизнулся – и ушёл.

      ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ

      Вдохновившись стихотворением Игоря Кедо

      «Сожаление. Дневник старого лешего».

      …Научился говорить по-журавлиному,

      Шустрых белок выучил язык,

      Понимаю речи соловьиные,

      И тревожный чуткой сойки крик…

      В лингвистических познаниях продвинулся —

      Мир живой встречаю налегке!

      Жаль лишь то, что не с кем перекинуться

      Парой слов на человечьем языке…

      С детства к языкам питая рвение,

      Я оригинальнее, чем вы.

      Мне мечталось говорить с оленями,

      С мухами жужжать среди травы.

      Вдруг ушёл в луга, в леса дремучие,

      Всё науки ради и людей —

      Соболиный выучить при случае,

      Знать язык енотов и лосей.

      Средь пираний бережно лавировал,

      Жил с моржами, пел, как соловьи,

      На бегу пантер интервьюировал,

      Пополняя знания свои.

      Обитал в горах, подобно лешему.

      У реки с названьем кратким Нил

      Обучал меня наречью здешнему

      Самый старый нильский крокодил.

      Диких пчёл подслушал незамеченным,

      Провисевши над дуплом три дня.

      Видел йети. Поболтали вечером

      При луне о смысле бытия.

      Начал понимать я каракатицу,

      Мог с сомом значительно молчать.

      Но домой вернулся как-то в пятницу —

      Чтобы на снегу не зимовать.

      Пожурил жену я по-орлиному:

      Мол, приехал – в доме кавардак!

      Вот и тёща – с этой по-змеиному.

      По-другому с тёщею никак.

      Одичали люди – просто бедствие!

      Их пугает громкий ярый рык.

      Это только львиное приветствие,

      Но народ к такому не привык.

      Я науки воспевал величие,

      И была неведома тоска.

      Но на эти мои трели птичие

      Все крутили пальцем у виска.

      Рёв и лай ведут к смятенью общему.

      Участковый бесится, сил нет.

      Я ж ему нормально, я ж по-волчьему,

      Мне знаком тамбовский диалект.

      Дворник выпить дал, вздохнул отечески:

      «Эх, бедняга, озверел совсем!

      Ты попробуй, брат, по-человечески,

      И авось столкуешься хоть с кем».

      Нет признанья, хоть завой собакою.

      Одиноко, ясно и ежу.

      «Не жужжи!» – велела тёща скалкою.

      Я, конечно, понял. Не жужжу.

      Из цикла «За ожиданьем чуда»

      ОСЕНЬ РАССТАВИЛА СЕТИ

      Просто