Времена го(ро)да. Петербургские истории. Надежда Дёмкина

превратившаяся в истощенность, легкость походки – заставляет предположить в ней особу, принадлежавшую к артистическим кругам. Бывшая модель, раньше снимавшаяся для обложек «Мода в СССР» и «Крестьянки», подсевшая на наркотики, вылечившаяся и оставшаяся одинокой, теперь дефилирует по Садовой улице от рынка к своей комнате в коммуналке и обратно? Балерина, свои двадцать лет стажа отстоявшая в кордебалете «Лебединого озера» и только краем глаза следившая за взлетами Одетты/Одилии, а теперь обходящая Мариинку за версту, но по старой памяти соблюдающая строгую диету? Актриса театра Комедии, долгие годы исполнявшая роли инженю и по совместительству являвшаяся любовницей режиссера, со сменой последнего потеряла место и стала заливать горе белым вином?

      На Невском несколько лет подряд можно было встретить человека, который называл себя Волшебником. Поседевший дядечка заводил разговоры со всеми встречными, и если вы не шарахались от него в первую же секунду – условный рефлекс любого жителя мегаполиса – то с удивлением обнаруживали, что улыбаясь болтаете, как со старым знакомым. Он таскал в карманах карамельки и раздавал их с напутствием съесть, когда будет плохо. Он развлекал окружающих детской игрушкой – бабочкой, порхающей на палочке. Заговаривал с хмурыми девушками, едущими на первую пару в университет, с плачущими детьми, с их целеустремленными мамочками, со склочными бабушками, с компаниями молодых людей. Вроде бы ничего особенного. Но когда я его долго не встречаю – пусть даже в метро, едущим на противоположном эскалаторе, начинаю беспокоиться. Что-то не то. Где волшебство?

      В одной подворотне на Невском всегда гремит музыка: рядом музыкальный магазин, который себя таким образом рекламирует. Арка дает такую акустику, что этому звукоизвержению позавидовал бы иной клуб. Там часто танцует бабушка. Она приходит туда, видимо, когда есть время – никакого особого расписания: будни или праздники, день или вечер – не имеет значения. Она не ставит перед собой шапку, коробку или иную емкость для сбора денег, хотя неизменно собирает толпу зевак. Ее фотографируют, снимают видео на мобильные телефоны и прочие гаджеты. Ей хлопают. Свистят. Показывают пальцем. Смеются. А она танцует под техно. Не то чтобы очень умело, но с энтузиазмом и воодушевлением. Улыбается народу, поправляет съезжающие от прыжков очки. Седые волосы растрепались. Видно, что она готовится к выступлениям – одевает яркие кофты и нарядные платья из старых запасов. А потом останавливается, поднимает с асфальта свое пальто, сброшенное в порыве танца, и уходит.

      Бабушка, которая несколько лет подряд что-то пела, монотонно раскачиваясь, в переходе около Гостинки. Женщина в растаманской шапочке, которая стучит на барабанах то на одном конце Невского, то на другом. Мужчина, одетый ковбоем, который в 80-е годы удивлял своим нарядом горожан. Каждый может добавить к этому списку новых персонажей, но как правило, места их появления – это центр