Меня охраняют призраки. Часть 2. Николь Галанина

всё зависит от того, на какой ты стороне… Только ты же не станешь меня слушать, верно?

      – Потому что ты неправа, – отрезала Габриэль. – Ты даже не знаешь моих друзей! Как ты можешь их обвинять?

      – Я знаю их родителей. А ребёнок – это сорок пять процентов от отца и пятьдесят процентов от матери, добавь сюда пять процентов от его окружения. Ты понимаешь, что это значит.

      – Нет! И не хочу понимать! Это неправильные вещи! И тот, кто их высказал, тоже совершенный придурок! Только ты мне не хочешь верить, тогда зачем мы об этом вообще разговариваем? Ты никогда не слушаешь, когда кто-то с тобой не согласен! Тебе просто удобно жить, когда весь мир подстраивается под твои рамки, но нельзя подгонять других под себя! Все разные! И мои друзья не имеют ничего общего с мерзавцами и убийцами!

      Габриэль показалось, что в глубине поблёкших глаз миссис Дэвис показались слёзы. Стыд обжёг её душу, ей захотелось принести свои извинения, пока не стало слишком поздно, и миссис Дэвис не ушла к себе наверх, однако ей не удалось заставить себя хотя бы открыть рот. Ей хотелось бы верить, что её упрёки были справедливы, но и в словах миссис Дэвис проглядывало что-то такое, что заставляло её оглядываться в свои воспоминания и сомневаться.

      Миссис Дэвис снова подняла палец вверх, но теперь наставила его на миссис Хаэн, которая так и стояла у лестницы с опущенной головой. На её красное, омочённое слезами лицо свисали непричёсанные накрученные пряди волос, упавшие с бигуди.

      – Твоё воспитание, Эмма, – желчным тоном повторила миссис Дэвис и, напрягая старые усталые ноги, сделала несколько шагов вверх по лестнице, которая располагалась напротив лестницы, где стояла миссис Хаэн, но вела в ту же самую узкую и короткую галерею. Поднявшись, миссис Дэвис ледяным взглядом взглянула на дочь – та не поднимала головы, – на Габриэль (у Габриэль на щеках рдели алые пятна). – Ты ничего не знаешь, – с сожалением проскрипела она и скрылась в дверном проёме.

      Душу Габриэль словно покинул, свалившись с неё, удушающе тяжёлый камень, но она не могла почувствовать полного освобождения, пока тут же стояла пристыженная мать и, кажется, тихо плакала в соединённые лодочкой ладони, которые она прижимала к своему лицу.

      – Мама… ты чего? Ты плачешь? – прошептала Габриэль и сделала пару осторожных шагов вперёд. Она протянула руку к плечу миссис Хаэн, но так и не смогла коснуться его – стыд и страх остановили её. – Мама, ну почему? Всё будет хорошо, вы с бабушкой обязательно помиритесь… Вы же часто ругаетесь, – промолвила она миролюбивым тоном и тут же мысленно выругала себя: этих слов, она чувствовала, ей совсем не стоило говорить.

      Миссис Хаэн всхлипнула и осторожно отняла мокрые ладони от своего лица. Она, действительно, плакала: глаза у неё покраснели и припухли, по щекам ползли параллельные друг другу блестящие дорожки слёз.

      – Габриэль, – укоризненно пробормотала