Имперский раб. Валерий Сосновцев

полудню успели пройти верст семь. Устроили привал. До вечера, когда спадет жара. Шариф выставил охрану, собрал воинов, усадил их в тени пологов и велел Ефрему:

      – Вот тебе ружье, вот порох, вот пули. Учи джигитов стрелять.

      Ефрем оглядел припасы и покачал головой.

      – Что, что не так? – спросил Шариф.

      – Каменные пули при выстреле сильно дуло царапают. Летят неточно. Потому что разные все, не круглые…

      – Других нет. Показывай с этими, – велел Шариф.

      Наука не ахти какая мудреная. Бухарцы довольно скоро приноровились заряжать и стрелять. Поначалу только закрывали глаза, пугаясь вспышки от ружейного замка да нетвердо прижимали приклад. Отдачей при выстреле некоторых валило на землю. Тогда все дружно хохотали. Воинам понравился радушный раб. Ефрема зауважали.

      Так день за днем между переходами воины научились делать по команде ружейные залпы, занимать позицию, делать маневры.

* * *

      До моря дошли спокойно. На берегу уже шумел большой лагерь. Здесь стояли шатры бухарцев, хивинцев, киргизов, туркмен. Под навесами шел торг. Астраханцы – это русские, татарские, армянские купцы – с больших стругов подвозили лодками-плоскодонками образцы товаров. Приказчики шумно и нещадно торговались. Договорившись, били по рукам и начинали возить на берег и с берега тюки.

      К Гафурову каравану сразу потянулись посыльные от всех купцов. Шариф почти с ходу включился в торги. Время не терял. Благо прибыли на заре.

      Ефрем переводил без передыха уже почти полдня. Немного охрип. Хотелось пить. Наконец устал и Шариф. Солнце было уже в зените: самое время пить чай да пережидать жару. Торг сам собою завял и сонно притих.

      – Молодец, – похвалил Ефрема Шариф, – доложу хозяину. Он, может, и наградит тебя. Теперь иди к Роману. Жди до вечера.

      Ефрем устало добрел до рабов. Там тоже натянули навес из попон. Невольникам выдали по лепешке, по горсти сушеного кислого молока и по плошке пресной воды. Роман ел неподалеку от всех. У него было мясо, рис, сушеные фрукты. Воды ему дали целый бурдюк. Голодные рабы с завистью поглядывали на счастливчика.

      Ефрем ел молча. Рядом, отпивая маленькими глотками воду из своей плошки, сидел Семен и тоскливо смотрел на астраханские струги.

      Привлеченные обилием отбросов у берега, над морем сновали чайки. Небо было безоблачным, синее в жарком мареве.

      – Эх! – вздохнул Семен и кивнул на русские суда. – Они скоро домой уплывут…

      Ефрем не ответил ему.

      – Что, ежели попросить своих-то? Может, спрячут…

      – И не думай! – сказал Ефрем вполголоса. – Здесь обычай такой, что свой ты или чужой, а без согласия твоего хозяина – это воровство. Вора, сам знаешь, не помилуют… Ежели живыми оставят, то путь сюда закажут. А тут, видно, барыши немалые крутятся.

      – Ну, християне они али нет?! – шептал, чуть не плача, Семен. – Им – барыш, а мы тут – погибай!

      – Ты остерегись, брат. Охрана больно зоркая, – Ефрем легонько кивнул в сторону.

      Семен обернулся. На него пристально,