Детский мир. Марина Ли

остановить кровь. Наверное, в тот момент я уже понимала, что парень молчит не потому, что впал в забытьё и не потому, что рана вдруг перестала болеть. Но думать о том, почему он вдруг замолчал, я себе запрещала.

      – Пожалуйста, пожалуйста… – бормотала я.

      Я уговаривала своего товарища по несчастью потерпеть. Просила его не умирать. Умоляла мальчишку не бросать меня здесь одну, совсем одну посреди снежной пустыни. На много километров вокруг, если верить карте, не было ни одного населённого пункта… Какой там населённый пункт? Визор не выдавал ни одного тёмного пятна отсюда и до горизонта. В единственном пятне находились мы: измятый снег, три мёртвых тела, я и…

      – Пожалуйста, не умирай! Я что-нибудь придумаю, обязательно что-нибудь придумаю. Нас найдут. У меня маячок всё ещё работает… По-жа-луй-ста!..

      Не знаю, сколько я ещё плакала. Не помню, в какой момент кровь под моими руками загустела и перестала быть тёплой. Наверное, я замёрзла настолько, что заснула прямо там. А может, потеряла сознание, но в себя я пришла только тогда, когда кто-то начал трясти меня, выбивая из лёгких остатки воздуха. И требовательным тоном приказал очнуться и не бросать его одного.

      – Дежавю, – прохрипела я пересохшим горлом. – Это мои слова. Это я просила меня не бросать.

      – И не надейся… Иди сюда, колибри, будем тебя в сознание приводить.

      И только после этих слов я поняла, что наши нас всё-таки нашли. Поняла и расплакалась.

      – Север! Мы так тебя ждали, а ты всё не приходил…

      – Прости, ну прости… Нас задержала метель…

      – Что вы там возитесь? – проскрипели откуда-то из Северовского кармана. – Холод нечеловеческий, идите скорее. Платформа ждать не будет.

      – Я же обещала ему! Обещала! – рыдала я, цепляясь ледяными пальцами за горячую шею. – Это ты виноват, эгоист чёртов!

      – Я. Только я, – покорно соглашался Северов, держа меня на руках и куда-то шагая. – Покажи мне свои пальчики, Оленька. Давай посмотрим, нет ли обморожения.

      Под его ногами скрипел снег, звёзды бриллиантами подмигивали мне с неба.

      – Ненавижу тебя! – рыдала я, не находя в себе сил, чтобы отодрать руки от твёрдых плеч.

      – Я знаю… Прости меня, пожалуйста, прости. Больше ни шага, клянусь… Оля, ну не плачь так!

      – Староста требует, чтобы ты с ним связался, – снова протрещало из кармана.

      – Пусть идёт к черту, – рявкнул Север, а едва слышное шипение открывшейся двери и поток тепла сообщили мне о том, что мы куда-то вошли. – Так и передай ему, слышишь? Дословно.

      – Да не проблема, – раздалось ворчливое и знакомое до слёз. – Я даже счастлив… Эй, ты зачем дверь блокируешь? А, Соратник? Я не понял, где Соратник?

      И я зарыдала, проклиная тот день, когда вступила вместе с Северовым в Решальный зал почти две недели назад.

      Почти две недели. Мне казалось, что полжизни прошло, а не несколько дней…

      Неужели всего несколько дней назад я стояла в сердце Детского корпуса, оглядывалась по сторонам и сравнивала реальную комнату с той, которую мне навеяли коньячные пары в вагончике Полины Ивановны. Зал был меньше, чем мне