Москва винтажная. Путеводитель по московским барахолкам. Антон Евтушенко

одного из самых видных и авторитетных литературных деятелей. Речь о Пушкине и его неоконченном, а потому малоизвестном памфлетном фельетоне «Альманашник». Есть у классика там такие слова: «Ты смотришь на мое платье… Оно немного поношено, меня обманули на вшивом рынке…» Из чего можно сделать вывод, что право зачинателя такого явления, как блошиный, или вшивый, рынок, имеет отнюдь не Франция, а Россия. Недописанный и потому неопубликованный при жизни поэта памфлет датируется 1830 годом, что говорит не в пользу теории французского первопроходства: мы уже знаем, что, по официальной версии, история блошиного рынка пишется с 1841-го.

      Если проследить русский генезис термина, то выяснится, что вовсе он не русский, а немецкий: неблагозвучное название «вшивый рынок» родилось не без помощи обрусевших немцев, осевших в Петербурге, которые именовали подобные места Lans Markt. Составитель «Словаря петербуржца» Н. А. Синдаловский, ссылаясь на Ю. Н. Беспятых, приводит описание вшивого рынка первой трети XIX века: «В XVIII–XIX вв. позади Гостиного двора были площади, где продавались всевозможные деревянные товары, куры, голуби, пойманные птицы, ручной железный инвентарь, старая одежда, лоскутье и тому подобная мелочь весьма малой ценности»[2]. Так что будет справедливым полагать, что блошиное пришествие, случившееся в 30–40-х годах XIX столетия, явление исключительно транснациональное.

      Московская Сухаревка, едва ли не ровесница французского броканта, была неподражаемым образчиком блошиного рынка. Правда, не сразу. Исследователи считают датой рождения Сухаревского рынка 1789 год, когда сюда были переведены мясные ряды со Сретенки. В громадную толкучку с явным криминальным уклоном Сухаревка превратилась в 1812 году. Вспомним «Войну и мир»: именно у Сухаревой башни Пьер Безухов, мечтавший о патриотическом подвиге, приобрел кинжал в зеленых ножнах, спрятав его под жилет.

      В народном метафорическом языке XVIII–XIX веков слово «вшивый» означало «плохой, мелкий, дешевый» и всегда имело оттенок брезгливости. Покупать вещи у старьевщиков считалось уделом богом обиженных людей – городской бедноты, нищебродов и калек. В то же время на Сухаревке ошивались сотни ходячих книжаков. В течение недели они скупали товар, а в воскресенье выносили собранное на рынок. Предлагаемые ими печатные и рукописные книги – азбуки для обучения, псалтыри, библии, различные лечебники и сонники – пользовались устойчивым спросом, что доказывало: «вшивые» рынки в России охотно посещали не только городская беднота и вольные крестьяне, но и знающая грамоту средняя прослойка населения: мелкие собственники, церковники, военнослужащие. Об этом в своих «Записках старого книжника» упоминает известный библиофил и книговед Федор Шилов. Автор с восторгом вспоминает, как однажды сам скупил на Сухаревке более полусотни книжных росписей конца XVIII – начала XIX века.

      Интересный случай о Сухаревке рассказывает московский бытописатель Владимир Гиляровский. К палатке одного антиквара,

2

Синдаловский Н. А. Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность. СПб., 2014.