Большие и маленькие. Денис Гуцко

И тут же сбивается, увязает в словах, которые вслух читать сложновато, в особенности – сидя на открытой веранде в поселке Платоновка. Маша звонко смеется. Мальчик, прибежавший на ее смех, какое-то время изучает сидящих в шезлонгах сестер, поставив передние лапы на середину крыльца; не обнаружив ничего любопытного, уходит в будку. Они мажут булки медом – мед тянется, пахнет. В кофе плавают кружочки имбиря. От имбиря пощипывает язык. Маша опускает чашку на пол, смачно потягивается: «Эх! А вот интересно, как оно будет после родов». Смотрит многозначительно. Тихим пискливым «ура», беззвучными аплодисментами Люся поздравляет ее с беременностью. А Маша откидывается в шезлонге, прячет счастливую улыбку…

      – В эти дни очень важно молитвы по усопшему читать, – объяснила она, убирая брошюру в карман. – Чтобы облегчить его участь. Сейчас все решается.

      На сортировочной перецепляли вагоны.

      Из-за оградки чуть ниже по склону ветер вытолкал пустой полиэтиленовый пакет. Пакет поскакал, покружился и пропал.

      – Если хранишь на него обиду какую-нибудь, – сказала Маша и слегка качнула сцепленными у живота руками в сторону могилы, – нужно бы простить. И помолиться.

      Люся кивнула. Ее просили сделать что-то для Леши. Кинулась искать по закоулкам – не завалялась ли какая обида. Леша лежал под этим холмиком, под лентами и цветами. Вот и табличка. Черным по белому: Алексей Леонтьевич Поздняков, две даты, трехзначный номер участка.

      – Маш, я не знала, что ты… – Можно было не договаривать, и так понятно: что ты стала такой религиозной.

      Маша подняла с земли сброшенные ветром цветы, положила поверх венков, придавила камешком.

      – Идем, – сказала она, обтирая платком испачканные пальцы. – Помянем.

      На подошвы ее калош налипли комья. И на подошвы Люсиных сапог налипли. Вернутся, закидают грязью брусчатку во дворе.

      Ольга разлила суп, воткнула ложку в горку пшеничной кутьи с изюмом.

      – Бери, вот, сначала, – Маша подвинула пиалу с кутьей.

      Люся съела три ложки. Это она знала: полагается три ложки.

      Передала пиалу Ольге.

      После кутьи принялись за суп.

      – Мы без спиртного, – сказала Маша. – Компот. Если хочешь, тебе налью.

      Вина бы Люся выпила. Но что-то подсказывало, что лучше отказаться.

      – Я и после похорон ничего не ставила. Посоветовалась с батюшкой. Он сказал, не запрещается, на ваше усмотрение. Главное, чтобы не напивались до непотребства. Но если можете, говорит, совсем без алкоголя, то это лучше. Усопшему наши молитвы нужны, а не пьянка. Я решила, лучше тогда совсем без ничего. Для Леши там сейчас каждая мелочь важна. А как его родня выпивает, мы знаем.

      Только тут Люся спохватилась:

      – Маш, а где они? Отец Лешин, дядьки, братья.

      Маша усмехнулась:

      – Ну, так где… Они ж обиженные. Я ж говорю, на поминках не наливала. Они потом, конечно, сами… – Шлепнула себя по горлу. – Я слышала, как ночью от свекра расходились. – Помолчала. – Намекает, что