когда мы целовались, сладкая оса, звеневшая у меня в груди, когда его руки гладили мне грудь – она превратилась в шмеля. И это шмель ворочался и царапался под его ладонью. Я дрожала всем телом. Шмель сладко царапался, а крупная дрожь колотила мои коленки. И тут шмель больно укусил меня. Я ойкнула и посмотрела на Женьку. Глаза у него были закрыты, а губа закушена. Его бедра уже были между моими коленками, а сам он все теснее и теснее прижимался ко мне, пытаясь втиснуться между моими коленками еще глубже. «Женька, что ты делаешь!» – пискнула я, попыталась его оттолкнуть, но он вцепился в меня и не отпускал. «Я женюсь на тебе, любимая!» – хрипло пробормотал Женька, прижимаясь все сильнее и сильнее, а меня начало распирать и наполнять снизу. Его слова были так приятны, я подсознательно так давно ждала их и мечтала их услышать, что я замерла, не в силах пошевелиться, ощущая, как ощущение наполненности все усиливается и усиливается. Когда я очнулась, отодвинула его немного и взглянула вниз, было уже поздно. Мои трусики были сдвинуты в сторону, его штука была уже вся внутри меня. Он стал судорожно дергаться, а потом и вздрагивать внутри меня. Чисто по-женски я поняла, что происходит. «Женька, что ты делаешь, мне же нельзя!» – в отчаянии вскрикнула я. «Я хочу от тебя ребенка!»-опять выдохнул он, и я, не знаю даже почему, не смогла больше сопротивляться. Я не отталкивала его, позволяя вздрагивать внутри меня, и не отодвигалась, пока он не размяк и сам не выскользнул наружу. Было ужасно стыдно смотреть ему в глаза, поэтому я опустила взгляд вниз, а там увидела и пятно крови на трусиках, и вытекающую из меня прямо на лавку белую густую жидкость, и его становящийся прямо на моих глазах мягким и маленьким, уже совсем не страшный член.
Оля уже не смотрела на меня невидящим взглядом, она смотрела мне в глаза и гладила меня по щеке.
– Девчонки говорили: если что-то случается в первый раз, то запоминается и нравится потом больше всего.
– Они оказались правы? – спросил я, поглаживая губами ее ладошку.
Оля покраснела и отвернулась. Потом взглянула на меня, и я понял, что она стесняется.
– Ну же, – подбодрил я ее. – Я так люблю, когда ты со мной откровенничаешь. Меня просто нежностью окатывает, когда я узнаю о тебе всякие такие тайные интимные мелочи. И, мне кажется, я начинаю любить тебя еще сильнее, хотя, как мне кажется, любить еще сильнее уже невозможно.
Оля снова мельком взглянула на меня, словно проверяя искренность моих слов.
– Я тебе уже говорила, что мне нравится, когда на меня смотрят, когда я раздетая сижу. Знаешь, это так странно. Я же стесняюсь своего обнаженного тела. И одновременно мне хочется, чтобы на меня обнаженную смотрели, причем не просто на обнаженную, а смотрели прямо на то, что нельзя никому показывать. При этом мне хочется не сдвигать коленки, а наоборот – раскрыться. Совсем раскрыться…
Оля замолчала.
– А что еще тебе нравится? – спросил я умоляюще, поглаживая, а затем наклоняясь и благодарно целуя ее ногу за столь