Пунктирный. Андрей Фролов

и мохнатыми, словно перья сказочной птицы.

      – Ух ты, Миха, у нас снег!

      Он торопливо подхватил ноут и развернул экраном к окну.

      – Ого, – признали из теплого Сочи, – и правда, снег. Рановато он у вас нынче…

      И правда, рановато. Но красиво настолько, что несколько минут парни потрясенно молчали, наблюдая за невесомым снегопадом.

      Где-то у соседей сверху жалобно, на одной ноте, монотонно мяукал кот.

      На следующий день снег выпал снова. Начался примерно в полдень и шел почти до самых сумерек. Не успевшая запылиться, белоснежная перина сверкала так, будто «Щаковку» приукрасили к великому торжеству. Даже хмурые невыспавшиеся люди на улицах стали улыбаться чуть больше обычного.

      Паштету укутанный снегом Академ казался нереально красивым. Мешало лишь чувство тихой неуемной тревоги, причины которой парень отыскать не сумел. А может, Гольцман был прав и он начинал дичать?

      Поздним вечером, когда Комолкин уже вернулся с работы, снег повалил вновь. Густой, крупный, оседающий величественно и чинно. Если долго смотреть в его невесомую вьюжную глубь, начинала кружиться голова. Белый занавес был настолько плотным, что надолго скрыл от глаз и могучий сосновый бор, и ближайший из заселенных домов, и даже прожектор заброшенной стройки.

      Хлюпая горячим чаем и глядя в окно на буйство подступающей зимы, Паштет размышлял, что ни за какие сокровища мира не хотел бы сейчас оказаться в сердце леса. Например, на зимовье, отрезанным от цивилизации, оставленным один на один с догорающим в «буржуйке» огнем…

      Ближе к полуночи небесные запасы истощились. Прессуя тапочками наваленный на балкон пушистый ковер и кутаясь в пальто, Комолкин вышел покурить. Напротив дома мерно покачивались на ветру макушки сосен-гигантов, облепленные мокрым снегом.

      Во дворе было до неуютности темно, а единственным источником освещения остался мощный фонарь, круглосуточно освещавший проезд к брошенной стройке справа от высотки. Подступавшие к заасфальтированной автостоянке деревья казались строем вражеской армии, зеленомундирной, с белыми эполетами на плечах. Армия была готова к наступлению.

      Недовольно нахмурившись, Паштет глубоко затянулся сигаретой и попробовал снова нащупать причину непрошеной хандры. Преодолевая совершенно примитивный страх, заставил себя подступить к бетонным перилам балкона и всмотрелся в дикие недра тайги.

      Тут же одернув себя: да какой там «дикие»?! Лес вокруг «Щаковки» был насквозь исхожен людьми и истоптан сотнями троп. И пусть он казался первобытным, чувство было обманчивым – трактора и подъемные краны давно изгнали из него всю сказочную нелюдь, а самыми страшными хищниками бора остались многочисленные белки…

      – Эх, красота… – Шепотом убеждая себя под нос, Комолкин закутался в пальто.

      И в этот самый момент заметил на краю леса человеческую фигуру…

      Судя по первому впечатлению, это был мужчина. Одетый в нечто объемное и бесформенное, похожее на теплую