Сказки для Полины. Евгений Юрьевич Угрюмов

косматенькая, ножки

      волосатенькие, и выглядит, как старушоночка, но самое главное – она знает

      заклинания, может приготовлять волшебные мази и, как ведьма может летать

      верхом на помеле.

      Ах-Какая-Прелесть рассказала Вештице о своём случае, мол, Водяник…

      «Лучше возьму в жёны такую же уродину, как сам».

      – Это, пожалуйста, – сказала Вештица, – из уродливого Водяника красавца не

      сде-лаешь, а тебя сделать уродиной – с удовольствием, и платы не возьму.

      – Как это уродиной? – спросила Ах-Какая-Прелесть.

      – Да так, – ответила Вештица, – твои прелести положим на полку, может, кому

      пригодятся, а тебя подправим так, что будешь для Водяника вполне пригодной;

      сегодня как раз колдовская ночь, так что приходи на Топкое болото. Только,

      ровно в полночь, когда Голубая Синюха распустится, – добавила Вештица, а Ах-

      Какая-Прелесть уже бежала домой.

      «Как же, как же, как же?» – думала она.

      Прибежала домой и заплакала, очень жалко ей стало свои прелести складывать

      на полку. И Водяника жалко: что ж он, так всю жизнь и будет с какой-нибудь

      уродиной жить?

      Помчалась снова на бережок, а там уже лягушка ждёт:

      «Вот,– говорит, – тебе ожерелье! Из заморских ракушек. Водяник сам, своими

      руками изготовил, а на словах велел передать, что никакое ожерелье и никакие

      изумруды всё равно не сравнятся с твоими прелестями».

      Ах, до ожерелья ли сейчас!

      – Спасибо! – не забыла, конечно, сказать Ах-Какая-Прелесть и наказала передать

      Водянику, что завтра он должен обязательно к ней выйти, потому что… и не

      сказала почему, а лягушка так и передала: «…потому что!»

      Настал Вечер. Ах-Какая-Прелесть стояла на краю леса и не решалась войти в

      него. Взошёл Месяц. Он весь дрожал, потому что две Ведьмы откусывали его по

      кусочку, и он боялся, что его не останется совсем. В лесу, в черноте, что-то

      мелькало, а что-то – так прямо и уставилось на неё и только и ждало, наверное,

      когда она войдёт в лес, чтоб замучить, или защекотать.

      Ах-Какая-Прелесть сцепила прелестные жемчужные зубки, взяла в руки

      сучкова-тую палку, чтоб отгонять «что-то» и вошла в лес.

      На деревьях и на земле, вокруг, разом вспыхнули светлячки и гнилушки (ты уже

      знаешь, кто такие светлячки и гнилушки?)… ах! как красиво!

      Белым светом заструилась тропинка… ах! какая прелесть!

      «Ах какая прелесть-прелесть-прелесть!» – заверещал сухой сучок, расправил

      крылья, превратился в филина, захлопал глазами и сказал ещё: «Ух-ух-ух! Какая

      прелость!»

      «Прелость, прелость, прелость», – зашумело над головой.

      У Ах-Какой-Прелести сердце ушло в пятки.

      – А не желаете ли, прелестная Ах-Какая-Прелесть, в нашей весёлой компании,

      за-быть обо всех ваших неприятностях? – запищал откуда-то тоненький

      голосок.

      – Нет! – сказала Ах-Какая-Прелесть, подняла, на всякий случай, палку и

      посмотре-ла