Иная Русь. Алесь Кожедуб

на подземных змеев, и никто не знает, куда эти дубы шагают. В Налибокскую пущу? К своим братьям на Днепре?

      Присвитязские дубы более задумчивые. Видно, они влюбились в нежно-стыдливую, осененную утренним туманом и подсвеченную вечерним солнцем красавицу Свитязь и не могут сойти с места. А уж как распахнет она сине-глубокие очи – исполины совсем теряют голову и по колено забредают в прозрачно-холодную воду озера, низко склонив могучие ветви. Плещется в корнях игривая волна, смеется, играет с онемевшими кавалерами, которые растопырили неуклюжие руки-катаки – и не знают, что же делать дальше. Камыш и тот смеется над этими ухаживаниями-залетами, даже ложится на воду. Хорошие они хлопцы, эти дубы, высокие, сильные, тучу за хвост поймать могут – а никак не уговорят, не ублажат норовистую дивчину, самую из самых среди этих холмов. Конечно, Свитязь одна, а дубов вон сколько, не может выбрать, бедная. То засмеется, то притихнет в грустном раздумье…

      В Налибокской пуще тоже дубы, но там больше бобылей, одиночек, которым не по душе гурты и собрания-рады. Гуляют они на воле сами по себе, найдут подходящую поляну в лесной чащобе и тешатся на ней, кличут, зовут к себе зверя и птицу, подкармливают голодных, лечат хворых. Правда, притягивают они и удары молний, особенно в воробьиные ночи, но такая уж судьба одиночек. Трещат, дымятся налибокские богатыри под перунами – и все равно никого и ничего не боятся.

      Ну а царь-дуб живет где-то на Полесье_, по-над Припятью. Туровцы говорят, что под Туровом, городчуки – под Давыд-Городком, пинчуки с мозырянами тоже что-то свое знают, но никто и не спорит о том, что царь-дуб – на Полесье. Где же ему быть? В припятскую воду глядится, под полесским солнцем греется, со здешними цаплями и аистами – черными! – знается. Каждый полещук о нем знает, а вот увидеть – нет, не всякому дано. До Бога высоко, до царя далеко…

      Дуб занимал свое законное место в пантеоне языческих богов, это мало у кого вызывает сомнение, но господствовал над всеми богами Род. Древнерусские писатели XII века сравнивали Рода с вавилонским Ваалом-Гадом, египетским Осирисом, библейским Саваофом. Бог-творец, бог-демиург, он находился на небе и вдыхал жизнь во все живое.

      К сожалению, к тому времени, как появились поучения против язычества, культ Рода был уже почти забыт, оттого и записи о нем редки и невыразительны. Однако главное все же осталось – Род сидит на небе и оплодотворяет землю. Если обратиться к индоевропейской мифологии, к первоначальному дуализму, из которого слагались основные мифы: день – ночь, вода – суша, земля – небо, огонь – вода и так далее, то становится ясно, что Роду должна соответствовать и богиня-мать, та самая земля, которую оплодотворяет небо. Академик Б. Рыбаков считает, что на эту роль у восточных славян может претендовать разве что Макошь. Однако при определении этой загадочной богини мне хотелось бы пойти другим путем. Род, народ, родина, природа, родить, предки – об этом семантическом ряде уже говорилось. Я предлагаю еще один: жизнь, живой, животные, жито,