Сновидения Ехо (сборник). Макс Фрай

я решил не сдаваться.

      – Сбиться с дороги –

      это слиться с метелью,

      а слиться с метелью –

      это двадцать столетий пасти могильные

      травы[9].

      – Ого, – удивился Шурф. – Это из другого Мира поэт?

      – Ну да.

      – Надо же, а так похож на наших. Если бы я разбирался в поэзии немного хуже и у меня был хоть малейший шанс не знать чего-то, заслуживающего внимания, вообще не усомнился бы, что это угуландец, причем скорее всего младший современник леди Уттары Маи. Это последняя четверть Эпохи Орденов. Считается, что именно Уттара Мая положила начало современной поэтической традиции, отказавшись от строгой рифмы, используя ритм, близкий к крэйскому заклинательному строю, и одновременно расширив поэтический словарь практически до разговорного.

      – И как она писала? В смысле, что? – спросил я, уже почти забыв, ради чего мы на самом деле собрались.

      – Ну вот например:

      Смерть – это трава,

      которая прорастет сквозь твои руки

      в тот день, когда ты вспомнишь,

      что смерти нет.

      Я довольно долго молчал, оглушенный явственным запахом свежескошенной травы, заполнившим не то кабинет, не то только мое внутреннее пространство; второе предположение выглядит более правдоподобным, но только с оговоркой, что никакой разницы на самом деле нет.

      Но потом я встряхнулся и сказал себе: «Соберись, тряпка. Сейчас мы ему покажем, что бывают и другие поэты, ничем не хуже угуландских. Не может быть, чтобы ты совсем ничего не помнил!»

      Память у меня скверная, но местами все же цепкая. Поэтому вспомнил кое-что. Хотя силы наши, конечно, были неравны – сэр Шурф знал несравнимо больше. Но порой милосердно умолкал, чтобы дать мне слово. Не такой уж он, в сущности, злодей.

      Опомнились мы только час спустя. И только потому, что Шурфу прислал зов кто-то из помощников. По выражению его лица я понял, что наличие в Мире каких-то дурацких подчиненных и бессмысленных дел, о которых они своевременно напоминают, стало для моего друга крайне неприятным сюрпризом.

      – Я только что отменил вечернее занятие с Младшими Магистрами, плановые консультации для Старших, внеочередную ревизию расходов провинциальных резиденций и три личных аудиенции разной степени важности, – наконец сказал он мне. – Понятия не имею, когда я все это буду наверстывать. Поздравляю, сэр Макс. Ты в хорошей форме. Тебе по-прежнему удается разрушать мои планы и превращать мою жизнь в хаос. И я по-прежнему испытываю благодарность вместо приличествующего в подобных случаях негодования.

      – Из всего вышесказанного следует, что это скорее ты в хорошей форме, – заметил я.

      – Да, в общем, оба вполне в порядке, – усмехнулся он. – Что не отменяет нашей с тобой основной проблемы: как мы будем выбирать?

      – Выбирать – что?

      – Стихи, конечно. Что именно мы будем писать на небе? Потому что если все сразу, получится слишком мелко. С земли не разобрать.

      – Ой-е! – я схватился за голову.

      Действительно проблема.

      – Так, стоп, – сказал я минуту спустя. – А почему собственно надо выбирать что-то одно? Будем

9

Фрагмент стихотворения Федерико Гарсиа Лорки «Маленькая бесконечная поэма» в переводе А. Гелескула:

Сбиться с дороги –это слиться с метелью,а слиться с метелью –это двадцать столетий пасти могильные травы.Сбиться с дороги –это встретиться с женщиной,которая режет по два петуха в секунду и не боится света,а свет – петушиного крика,задушенного метелью.А когда метель задохнется –пробудится южный ветер,но и ветры стонов не слышат –и поэтому снова пасти нам могильные травы.Я видел, как два колоска воскового цвета,мертвые, хоронили гряду вулканов,и видел, как два обезумевшие ребенка отталкивали, рыдая, зрачки убийцы.И я знаю, что два – не число и числом не станет,это только тоска вдвоем со своею тенью,это только гитара, где любовь хоронит надежду,это две бесконечности, недоступные друг для друга.и еще это стены мертвых и напрасная боль воскрешенья.Цифра два ненавистна мертвым,но она баюкает женщин,и они пугаются света,а свет – петушиного крика,петухам же в метели не спится,и поэтому вечно пасти нам могильные травы.