Сыскарь чародейского приказа. Татьяна Коростышевская

ушами и на сгибах локтей, затем завладела картонкой с пудрой и стала обильно пудриться. Я чихнула.

      – Звать как? – строго спросила барышня.

      – Геля, – ответила я, давя в себе желание присесть в книксене, поскольку в тоне собеседницы мне послышались маменькины интонации, коим я противостоять не могла.

      Хористка была хорошенькой – обладала той самой юной красой, которую не могли скрасть ни вульгарные одежки, ни обилие краски на лице. Моложе меня, лет семнадцати, наверное. Но в ее карих глазах сквозила некая умудренность жизнью, которую я, девочка домашняя и залюбленная, приобрести в свои годы не успела. Барышня хмыкнула, имя мое одобряя:

      – А меня – Жозефина.

      Я тоже хмыкнула – востроглазая моя попутчица со своими смоляными кудряшками своему псевдониму очень соответствовала.

      – Это не прозвание для сцены, – правильно расшифровав изданный мной звук, пояснила барышня. – У меня и в метрике так записано. Родители мои очень синематограф обожали.

      – Жозефина и история коварного обольщения? – уточнила я.

      Та кивнула.

      – А как же тебя родители одну в дорогу-то отпустили, дитятко?

      – А чего такого?

      – А того, что фильме этой лет пять от силы.

      Жозефина дробно рассмеялась:

      – Выкупила ты меня, лисица рыжая! Не мое это имя – Матреной кличут. Матрена Ивановна Величкина.

      Она степенно поклонилась.

      – Мещанского сословия, осьмнадцати годочков от роду. Еду в Мокошь-град в столичном театре пробы проходить. Ежели повезет, увидишь меня на сцене. Это ежели тебе повезет, билеты-то на представления недешевы.

      Матрена-Жозефина была права. Если повезет… Но я не за театрами путешествую. Однако ее официальное представление требовало такого же обстоятельного ответа.

      – Евангелина Романовна Попович, дворянского звания. Путешествую из Орюпинска Вольской губернии.

      – За какой надобностью? А ну как тоже в театр поступать?

      Я покачала головой:

      – Сыскарем в разбойный приказ.

      – В жандармы? Врешь! Не бывать тому, чтоб бабу в разбойный приказ оформили!

      Матрена развернулась ко мне всем телом, только юбки ее многослойные взметнулись, пыль разгоняя, руки в бока уперла и давай на меня наступать с видом самым что ни на есть угрожающим.

      Перфектно! Теперь барышня в ажитации, а я у нее в плену. И что при такой оказии делать предписано? На помощь звать?

      – Вот те крест! – Я широко перекрестилась. – Только не в жандармы, те конные, а я… по сыскному ведомству буду.

      – Не верю! – Барышня остановилась, но не от моих слов, а оттого, что идти ей было уже некуда, дальше начиналась я.

      – Три года назад наш августейший монарх для всей империи Берендийской указ издал, что женщины наравне с мужчинами на благо Отечества трудиться допускаются. И нет по тому указу разницы, кто служит – мужик али баба, а принимаются в расчет только усердие да таланты.

      Ну,