Театр начинается с выстрела. Марина Серова

с ней пила чай, а я просто смотрела на эту великую актрису, сама не веря свалившемуся на меня счастью – пусть на несколько дней стать защитой для этой невероятной женщины.

      И вдруг мне позвонил охранник из машины:

      – Евгения, у нас нештатная ситуация.

      – Что случилось? – тихо спросила я, выходя в коридор, чтобы не пугать Анну.

      – У служебного входа стоит Тихонов с большим букетом цветов. И с ним те два мужика, что вчера были. Один рядом с ним стоит, второй – за рулем в машине. А теперь самое главное: неподалеку от их автомобиля стоит другой, а там – кинооператор и, скорее всего, журнашлюшка какая-то. Наши действия?

      – Как погода на улице и сколько народу рядом со служебным входом? – поинтересовалась я.

      – Дождик мелкий, противный, но, несмотря на это, народу собралось прилично.

      – Поняла. Вы, главное, ничему не удивляйтесь и со спины меня подстрахуйте, а то мало ли что в толпе произойти может. У меня руки связаны – я же никого покалечить не могу, а толпа неуправляема.

      Я представления не имела, какую пакость задумал Тихонов, поэтому и четкого плана действий у меня не было, но что бы он ни приготовил для Ермаковой, надо бы сработать на опережение. Я вернулась в гримерку, отозвала в сторону Ковалеву и тихонько сказала ей:

      – Мне срочно нужны женские брюки на размер больше моего, мешковатая ветровка, парик поприметнее и очки с простыми стеклами. Это реально достать?

      – Тихонов? – одними губами спросила она, и я кивнула.

      Шепча себе под нос явно непечатные выражения, она ушла, а я с самым безмятежным видом села в кресло и стала смотреть, как Ермакова снимает грим.

      – Что случилось? – повернувшись ко мне, спросила она. – Опять Тихонов?

      – Опять, – не стала скрывать от нее я. – Но в этот раз с журналюгами.

      Вся ее радость от удачно сыгранной роли мгновенно улетучилась. Она вздохнула, подумала и предложила:

      – Может, мы тогда здесь переночуем? Диван раскладывается. А еще можно вызвать такси и выйти через центральный вход.

      – Что? – взвилась я. – Я не позволю ему отравлять вам жизнь! Он шумихи захотел, журналистов пригласил? Так я ему такую славу обеспечу, что он от них теперь долго в погребе прятаться будет!

      – Мы принимаем бой! – голосом маленького волчонка произнесла Ермакова.

      – Анна! Вы меня плохо знаете. Я уже давно не волчонок, – очень серьезно ответила я. – Я, к счастью или к несчастью, матерый волчара – жизнь так распорядилась.

      Она не успела мне ничего на это сказать, потому что пришла запыхавшаяся Ковалева.

      – Все, что по-быстрому смогла подобрать на такую дылду, как ты. Угораздило же тебя вымахать! – ворчала она, вываливая на диван груду вещей.

      Покопавшись, я выбрала брюки (правда, мужские, но вряд ли у кого-нибудь будет возможность их пристально рассмотреть) и ветровку, в карманы которой положила баллончики с перцем и слезоточивым газом. Перебрав парики, я остановилась на