Охотничья трилогия. Луи Буссенар

Барбантон, старый солдат, верой и правдой служивший столько лет Венере и Беллоне!

      – Верой и правдой, monsieur Андре, в том-то и дело.

      – Так неужели же вы оставили бы несчастную женщину в таком ужасном положении?

      – А за каким рожном она сюда забралась? Кто ее звал?

      – Спасем ее сперва, а разнос ей сделаем уже потом.

      – Знаете, monsieur Андре, я не чувствую ни малейшего воодушевления.

      – Тем лучше! Хладнокровие – первое дело на войне.

      – Я не то совсем хочу сказать! Я хочу сказать, что иду с вами против воли, как бы по принуждению.

      – Барбантон, у вас нет сердца.

      – Точно так, monsieur Андре.

      – У него сердце съела его жена, Элодия Лера́, – не правда ли, жандарм? – спросил насмешливо Фрике́.

      – Правда, Фрике́. Старого солдата, кавалера с шевронами и медалями, она едва-едва не ввела в страшный грех…

      – Но ведь вы находитесь теперь в тысячах двухстах милях от вашего домашнего бича.

      – Тут и десяти тысяч миль мало. Это такая гиена, такая ведьма! Настоящий черт в юбке. Волчица. Тигрица. Змея подколодная…

      – Да вы никак всех зверей хотите перебрать, – засмеялся Фрике́. – Назовите ее уж лучше прямо зверинцем – и дело с концом.

      – Ведь вы сами знаете, на что она способна.

      – Это верно. Вам не повезло. В брачной лотерее вам достался несчастливый номер. Но это все же не основание для того, чтобы мерить всех женщин одним аршином и ненавидеть их всех без разбору.

      – Для спасения ребенка я бы кинулся к акулам, в огонь, в расплавленное олово.

      – Нисколько не сомневаюсь!

      – Но ради женщины – слуга покорный!

      – Вы очень жестоки.

      – Но справедлив. Я знаю, что, спасая женщину, я невольно приношу вред какому-нибудь мужчине, не причинившему мне ни малейшего зла. А я этого не хочу.

      – Не старайтесь изобразить себя чернее, чем вы есть. Я отлично знаю, что вы и сами по себе вырвали бы эту несчастную из когтей чудовища. Не можете же вы отказать в помощи, когда вас о ней умоляют.

      – Гм!.. Гм!..

      – Так-то, старый ворчун.

      – Если еще какая-нибудь незнакомая – ну, может быть…

      – Даже и в том случае, если бы это оказалась ваша жена, сама Элодия Лера́… Я ведь вас знаю!

      – Ну, нет! Миллион раз – нет. Не городите пустяков. Это может накликать на нас несчастье.

      – Повторяю: даже и в этом случае вы бы выручили. Мой милый друг, от вас исходит добро, как от белого хлеба, как от папушника; вы ведь только притворяетесь злым.

      Андре и Фрике́ рвались вперед прокладывая себе дорогу тесаками.

      – Думайте, как хотите, но только я вам верно говорю: эту… особу (язык не повернулся сказать: мою жену) я бы от гориллы спасать не стал. Кажется, горилла из всех обезьян самая свирепая?

      – Говорят. А что?

      – А то, что через неделю сожительства с гориллой эта особа вконец бы измучила бедное животное;