Смех сфинкса. Танец обсидиановой бабочки. Лиана Мусатова

рассудок. Но все-таки и сквозь туман он различал вдали вожделенный образ, к которому упрямо шел, гонимый желанием. Желанием слиться с волнующим ароматами, проникнуть в них, стать ими. Казалось, еще несколько шагов, и он, протянув руки, ощутит под пальцами бархатистый беж прозрачной кожи, под которой струится янтарный сок спелых яблок. Но…

      Это были только его фантазии.

      И вот однажды он встретил её на тропе. На какую-то долю секунды в зелени глаз мелькнул интерес и тут же растворился в холоде равнодушия. Но и этой, бесконечно малой искорки интереса достаточно было, чтобы воодушевить его, вселить надежду. В глубине взгляда под холодом равнодушия затаилась боль. Она ему уже была знакома. Это была боль выжженной пустыни. И его сердце отозвалось на эту боль. Чем ближе он оказывался, тем ощутимее становилась эта боль – ее боль – и тем большей болью отзывалось его сердце. И две боли, как эхо, метались между двумя сердцами, пока не слились в одну. По мере того, как уменьшалось расстояние между двумя сердцами, уменьшалась и слабела боль, пока совсем не исчезла. И в это мгновение он коснулся ее губ. Пересохшие под палящими лучами, они вдруг начали наливаться влагой. Она шла откуда-то изнутри, заполняла их впадинки и, колдовски благоухающая, просачивалась сквозь кожу, орошая ее. Он слизывал эти будоражащие капельки, росу ожившей, зазеленевшей пустыни. Он все еще ощущал жар пустыни. Его все еще жгли бесчисленные песчинки, и он все еще вздрагивал от молниеносных уколов, обжигающих так, что захватывало дух. И от этого его дыхание становилось все прерывистее. Он отстранился на расстояние полусогнутой руки и наслаждался магией чуть приоткрытых влажных губ, в непреодолимом порыве стремящихся к нему. Он был любим. Он мог отстраниться и наблюдать, наслаждаться и быть хозяином положения. Зеп Тепи распростерло над ним свои крылья – божественное время. И вот вздрогнули ее ресницы, и широко распахнулись, а на их кончиках засверкало счастье. Оно мириадами мерцаний, слетая с ее ресниц по лучам его взгляда, проникало в него и воплощалось в огромное желание объять весь мир. Весь мир сейчас был перед ним. Он сконцентрировался неповторимым оазисом среди некогда выжженной пустыни. Он погружался в этот мир. Он был этим миром. Его захлестнула горячая волна восторга – из недр пустыни восставали горячие ключи. Они били неиссякаемыми фонтанами, касались его кожи, проникали внутрь и по клеточкам его тела растекались неповторимым ощущением полета в фантастическом Нечто. Зеп Тепи, уходя, оставило свои признаки, чтобы человечество не забывало о нем. Эти признаки открываются не каждому, а избранным, кто понимает, что самое главное в этой жизни дарить душе прекрасные моменты. Оно не ушло – это время, оно осталось жить в таких мгновениях.

      Проснувшись, Саша не мог понять этого чудесного перевоплощения майянской девчонки в пустыню, этого чарующего сплава пустыни и сельвы, Египта и Юкатана. Всё ещё учащённое сердцебиение подтверждало реальность переживаний, сохраняло их