Русалки. Олег Мушинский

заметил Михаил, дело десятое.

      Встречу назначили, не откладывая в долгий ящик, в ту же полночь.

      – И что? – не удержался я. – Видели русалок?

      Пётр кивнул, а его брат подтвердил:

      – Именно так, господин хороший. Вот прямо как вас сейчас.

      Полицейский департамент города Ревель внешне походил на мавзолей. Это было массивное серое здание, подавлявшее одним своим видом. Внутри никто не бегал, не кричал и никуда не спешил. Меланхоличный дежурный так долго изучал мои документы, что я уже начал подозревать, что он просто уснул с ними в руках.

      Я тихонько постучал ладонью по конторке. Дежурный вперил в меня долгий вопросительный взгляд, после чего сообщил, наконец, в каком кабинете искать инспектора из Санкт-Петербурга: второй этаж и по коридору налево до самого конца, где свернуть направо.

      Пройдя этим путем, я обнаружил просторный светлый кабинет, а в нем – Вениамина Степановича и неизвестного мне чопорного старичка с длинной седой бородой. Инспектор сидел в кресле за большущим столом. На таком разве что военную кампанию планировать. Вся столешница была погребена под множеством бумаг, и только с самого краешку нашлось место для фарфоровой кружки с чаем. И то, нашлось только потому, что часть бумаг старичок держал в руках, крепко прижимая их к груди.

      – Добрый вечер, Вениамин Степанович, – сказал я. – Добрый вечер и вам.

      Старичок церемонно кивнул мне в ответ:

      – И вам здравствуйте, молодой человек. Вы кто будете?

      – Это мой помощник, – сказал инспектор. – Ефим Родионович Кошин. Ефим, познакомьтесь: Пафнутий Павлович Чёрный, письмоводитель.

      Старичок снова кивнул, но особой теплоты в его взгляде я не заметил. Только внимание. Инспектор взглянул на часы. У стены стояла настоящая деревянная башня с большим циферблатом, и стрелки показывали ровно четыре часа.

      – Я так понимаю, этот ваш инженер никуда не полетел, – сказал инспектор.

      – Увы, – ответил я. – Взлететь-то он взлетел, но сразу врезался в дерево. Хорошо хоть, живой остался. А вот аппарат – всмятку.

      – Печально, – равнодушным тоном констатировал инспектор.

      – Не то слово, Вениамин Степанович, – вздохнул я. – Аэроплан обратно в ангар на четырех тачках привезли. Плюс крылья отдельно.

      – Вот как? – произнес инспектор, снова зарываясь носом в бумаги. – И что вы?

      – Я пожелал пилоту скорейшего выздоровления, и прибыл к вам на помощь, пока вас не поглотило это бумажное море.

      Инспектор внимательно посмотрел на меня, потом на старичка, и, молча кивнув, снова углубился в изучение какого-то отчета. Я прошелся по кабинету и остановился у окна. Мелкий дождь накрапывал уже из последних сил, но упорно не сдавался. В тучах обозначился первый просвет.

      – Похвально, – сказал инспектор, не прерывая чтение, так что я даже не сразу сообразил, что это относится ко мне. – Похвально, Ефим. Что ж, работы много, – он перелистал бумаги справа от себя и повернул голову к старичку: – А