Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов. Эмилио Сальгари

вдруг какой-нибудь турок обнаружил наше убежище? – вздрогнув, прошептал араб.

      Он вытащил пистолет, запалил от факела фитиль и осторожно подошел к лазу, держа оружие за спиной, чтобы снаружи не были видны искры. И тут он услышал, как от лаза отвалили камень и тот покатился вниз, а потом, осыпаясь, зашуршала земля.

      – Кто же это может быть? – снова пробормотал араб. – Если это турок, войти ему я не дам, сразу успокою пулей в лоб.

      Он притаился за камнями, как лев перед прыжком, не убирая пальца с курка.

      Шум не стихал, и вниз опять покатились камни. Тот, кто пытался добраться до лаза, должен был очень осторожно подниматься по осыпи. Собирался ли он застать их врасплох, или это был вовсе не турок, а какой-нибудь несчастный христианин, знавший про каземат?

      В сознание араба закралось сомнение.

      – Ладно, подождем пока стрелять, – пробормотал он. – Так можно вместо врага прикончить друга.

      Незнакомец поднялся по осыпи, довольно быстро оказался возле лаза и принялся осторожно откатывать камни, закрывавшие его.

      В проеме показалась чья-то голова.

      Эль-Кадур направил на незнакомца пистолет:

      – Ты кто? Говори, иначе выстрелю!

      – Подожди стрелять, Эль-Кадур. Это я, Перпиньяно.

      8

      Эль-Кадур

      В следующий миг лейтенант Капитана Темпесты, отвалив еще один тяжелый камень, пролез в каземат.

      При свете факела стало ясно, что юноше сильно досталось.

      Голова его была повязана каким-то лоскутом, почерневшим от крови и пороха, кольчуга изодрана в клочья, от сапог остались одни лохмотья, а от меча – обломок в три пальца длиной, окровавленный до самой рукояти.

      За эти двенадцать или пятнадцать часов боя лицо его так осунулось, словно он неделю голодал.

      – Это вы, синьор! – воскликнул араб. – Господи, на кого вы похожи!

      – А Капитан? – озабоченно спросил лейтенант.

      – Спит. Не будем его будить, синьор Перпиньяно. Ему очень нужно как следует отдохнуть. Взгляните на него.

      Лейтенант собрался подойти, но тут герцогиня, разбуженная шумом, открыла глаза.

      – Перпиньяно! – радостно воскликнула она, всплеснув руками. – Как вам удалось живым уйти от турок?

      – Чудом, Капитан Темпеста, – отвечал венецианец. – Если бы они меня нашли, вы бы меня здесь не увидели. Но нескольким беглецам удалось спрятаться в развалинах, а всех остальных зарезали. Проклятый Мустафа никого не пощадил.

      – Никого! – Голос герцогини сорвался от ужаса и тоски. – Даже командиров?

      – Даже командиров, – отвечал лейтенант, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Этот мерзавец-визирь собственноручно отрезал правое ухо и отрубил руку доблестному Брагадино, а потом велел на глазах у янычар содрать с него кожу. С живого.

      – Какая гнусность! Какой позор!

      – А потом велел отрубить головы Асторре Бальоне и Мантиненго, изрубить на куски Тьеполо и Маноле Спилотто и бросить их тела на съедение собакам.

      – Боже мой! – вскрикнула герцогиня и закрыла глаза руками,